Детектив и политика 1991 №4(14) - Эрик Кристи

фонарь посреди комнаты и стали осматривать добычу. Они бурно радовались, любуясь плодами своей работы. Но не прошло и часа после их возвращения, как раздался стук в дверь. Воры переглянулись, онемев от удивления; это я приготовил им сюрприз. Стук повторился. Гевив, жестом призвав нас к молчанию, прошептал: "Полиция, я уверен в этом". Тогда я поспешно полез под кровать. Между тем стук все усиливался, и пришлось открыть дверь.

В тот же миг целая толпа полицейских ворвалась в комнату. Они схватили Гевива и еще четырех воров, затем занялись общим обыском, осмотрели постель, в которой лежала любовница Жубера, даже пошарили палкой под кроватью. Но меня, как я и ожидал, не обнаружили.

После их ухода я вылез из своего убежища и предстал перед Корневен, которая никак не могла понять, каким чудом я спасся, и все дивилась моему везению. Она предложила мне остаться. "О чем только вы думаете, — ответил я. — Ведь полиция может вернуться". И я ушел, договорившись встретиться с ней в "Эстрападе".

Я отправился к себе домой, чтобы немного отдохнуть, но точно в назначенный час явился на свидание. Корневен уже ждала меня. Я рассчитывал получить у нее полный перечень друзей Жубера и Гевива и был с ней очень мил. Вскоре она свела меня с ними. А через две недели, благодаря агенту, которого я внедрил в шайку, они были задержаны на месте преступления. Их было восемнадцать человек, и всех, как и Гевива, приговорили к каторге.

В момент отправки арестантской партии Гевив увидел меня и, впав в ярость, стал осыпать проклятьями и ругательствами. Но я, не обращая внимания на грубую брань, подошел к нему и весьма хладнокровно сказал: "Не странно ли, что человек, который знает Видока да к тому же наделен особым нюхом на шпиков и чует их, как ворон падаль, не странно ли, что этот человек так глупо попался?"

Уничтоженный и посрамленный этой репликой, Гевив опустил глаза и замолчал.

* * *

Никогда еще, наверное, в Париже не было столько мошенников и аферистов, как в эпоху первой реставрации. Одним из самых ловких и предприимчивых был некий Винтер, молодой человек лет двадцати пяти.

Он принадлежал к тому типу красавчиков, которые обычно нравятся женщинам: темные волосы, крупный нос, брови дугой, длинные ресницы и дерзкий взгляд. К тому же Винтер был высок, строен и держался с непринужденной развязностью, подобающей офицеру-кавалеристу. Он любил ходить в военной форме, подчеркивавшей достоинства его фигуры. Сегодня он был гусаром, завтра — уланом, а иной раз щеголял в каком-нибудь фантастическом мундире. Он выдавал себя за командира эскадрона, начальника штаба, адъютанта, никогда не опускаясь до нижних чинов. Для пущей важности он приписывал себе респектабельную родню: то представлялся сыном отважного Лассаля или славного Винтера, полковника гренадеров императорской гвардии, то — племянником генерала графа Легранжа, короче, не было такого знатного имени, которое он бы не присвоил. Происходя из довольно состоятельной семьи, Винтер получил блестящее образование, позволявшее ему во всех этих ролях выглядеть убедительным. Элегантность и изысканность манер довершали иллюзию.

Мало кто начинал так удачно, как Винтер. Поступив с ранних лет на военную службу, он быстро выдвинулся. Однако, став офицером, не замедлил лишиться уважения своего начальства и был сослан за дурное поведение на остров Рэ, в один из колониальных батальонов. Здесь на первых порах он вел себя так примерно, что можно было подумать, будто он исправился. Но, получив новый чин, Винтер опять пустился во все тяжкие и в конце концов, чтобы избегнуть наказания, дезертировал. Он явился в Париж, где своими лихими проделками привлек к себе внимание полиции и стяжал сомнительную славу искуснейшего мошенника и шулера.

Имея бешеный успех в свете, Винтер обвел вокруг пальца немало представителей высших классов. Он посещал князей, герцогов, сыновей бывших сенаторов, и именно они и дамы их круга стали главными жертвами его опасных талантов. Особенно дамы: сколько их не предостерегали, они неизменно поддавались его обаянию и не могли отказать ему в удовольствии обчистить их. Уже много месяцев полиция охотилась за обольстительным молодым человеком, который, беспрерывно меняя обличье и местожительство, ускользал как раз в ту минуту, когда его готовились схватить. Наконец дело было поручено мне.

Винтер был одним из тех бессовестных ловеласов, которые, обманывая женщин, непременно еще и грабят их. Я подумал, что среди его многочисленных жертв найдется хотя бы одна, которая из чувства мести согласится навести меня на след этого монстра. После упорных поисков я, кажется, нашел сию Ариадну. Но так как далеко не всякая брошенная женщина готова выдать полиции коварного изменника, я решил действовать осторожно. Надо было сперва прощупать почву и ни в коем случае не выказывать враждебных намерений в отношении Винтера, чтобы не оскорбить нежные чувства, которые, несмотря ни на что, остаются в глубине любящего сердца. Я выдал себя за священника того самого полка, которым будто бы командовал бывший любовник дамы. Так как мои манеры, одеяние, язык полностью соответствовали роли, которую мне пришлось играть, я сразу же завоевал доверие покинутой красавицы, и она, сама того не желая, выдала все необходимые мне сведения. Она рассказала мне о своей сопернице, которая тоже успела уже натерпеться от Винтера, но, несмотря на его дурное обращение, не имела сил порвать с ним и продолжала приносить ему все новые жертвы.

Я познакомился с этой очаровательной особой и, чтобы снискать ее расположение, представился как друг семьи ее любовника. Я сказал, будто родители молодого повесы поручили мне уплатить его долги, и если она согласится устроить мне встречу с ним, то первая получит возмещение убытков. Мадам X была не прочь воспользоваться случаем и восстановить урон, нанесенный ее весьма скромному состоянию. Однажды утром она уведомила меня, что вечером будет обедать со своим любовником в "Галиоте" на бульваре Тампль. С четырех часов, переодетый рассыльным, я уже дежурил у дверей ресторана. Я простоял часа два, когда вдруг увидел гусарского полковника, приближавшегося в сопровождении двух лакеев — это был Винтер. Когда он подъехал, я предложил подержать лошадей и получил согласие. Винтер вынул ногу из стремени и уже ступил на землю, — теперь-то он мой!.. Но, встретившись со мной взглядом, он одним махом вскочил на коня, хорошенько пришпорил его — и был