Нити судьбы - Мария Дуэньяс

— Ну, не знаю… может быть… — пробормотала я.

— Думаю, сумеет. А своих клиенток ненавязчиво поставьте в известность, что вас не будет в Мадриде некоторое время.

— И как мне объяснить свое отсутствие?

— Не нужно ничего особо придумывать: просто скажите, что возникли кое-какие дела в Лиссабоне.

49

В одно прекрасное утро в самом разгаре мая я сошла с поезда «Лузитания экспресс» на вокзале Санта-Аполония. Я везла с собой два огромных чемодана со своими лучшими нарядами, запасясь также невидимым багажом инструкций и уверенности: этого, как мне казалось, достаточно, чтобы успешно справиться с возложенным на меня заданием.

Мне пришлось преодолеть много сомнений, прежде чем убедить себя взяться за это дело. Я размышляла, взвешивала все «за» и «против», перебирала альтернативы. Я знала, что решение в моих руках: только я могу сделать выбор — продолжать ли беспокойную двойную жизнь или отказаться от нее и зажить нормально.

Второй вариант, наверное, был наиболее благоразумным. Я устала обманывать всех вокруг, не имея права на откровенность, строго соблюдать ограничительные инструкции и быть все время настороже. На пороге тридцатилетия вся моя жизнь была пропитана фальшью, а прошлое сшито из искусно выкроенных лоскутков лжи. И хотя меня, казалось бы, окружала роскошь, по вечерам — как несколько месяцев назад мне бросил в лицо Игнасио — я превращалась в одинокого призрака, обитавшего в доме, населенном лишь безмолвными тенями. После встречи с Хиллгартом я почувствовала зарождающуюся враждебность к нему и всему остальному его лагерю. Они втянули меня в свои непростые дела, убедив, будто таким образом я могу помочь своей стране, однако за столько месяцев работы ровным счетом ничего не изменилось и Испания по-прежнему стояла в шаге от рокового решения о вступлении в войну. Однако, несмотря ни на что, я все это время прилежно соблюдала взятые на себя обязательства: стать бесчувственной эгоисткой, жить в чужом для меня мире, не соприкасаясь с настоящим Мадридом, и отказаться от близких людей и своего прошлого. Я пребывала в постоянной тревоге и страхе, проводила ночи без сна и целыми днями не знала покоя. И теперь от меня требовали еще и отдалиться от отца, который был единственным светлым лучом в моей беспросветной жизни.

Однако я по-прежнему могла отказаться — остановиться и послать все к черту. К черту британскую разведку и дурацкие требования, которые я должна выполнять. К черту глупую болтовню с женами нацистов, записывание их разговоров и выкройки с зашифрованными сообщениями. Мне было абсолютно все равно, кто победит в этой далекой войне: немцы ли вторгнутся в Великобританию и начнут там зверствовать, или англичане разбомбят Берлин, не оставив от него камня на камне, — какая мне разница? Это совершенно чужой для меня мир — ну так и к черту его.

Оставить все и вернуться к нормальной жизни: да, это, несомненно, лучше всего. Только где она для меня — эта нормальная жизнь? На улице Редондилья, где прошли мои детство и юность и все еще жили бывшие подруги, измученные войной и едва сводившие концы с концами? Или ее навсегда унес с собой Игнасио Монтес — в тот день, когда ушел от меня с печатной машинкой и разбитым сердцем, — или похитил Рамиро Аррибас, оставивший меня одну, беременную, без денег, в стенах «Континенталя»? Может, нормальной была моя жизнь в первые месяцы в Тетуане, среди унылых обитателей пансиона Канделарии, или ее тоже разрушила наша борьба за существование? Или я оставила нормальную жизнь в доме на Сиди-Мандри, среди тканей и ниток моего ателье, созданного с таким трудом? Не забрал ли ее однажды дождливой ночью Феликс Аранда, не унесла ли с собой Розалинда Фокс, исчезнувшая, как тень, на улицах Танжера после нашей встречи в подсобке «Динз бара»? Может, нормальной была моя жизнь с мамой — тихие африканские вечера, полные молчаливой работы? Или ее отнял у меня журналист, которого я из трусости не осмелилась полюбить? Где она была, когда я ее потеряла, что с нею сталось? Я искала ее повсюду — в карманах, шкафах, в выдвижных ящиках, в складках и швах одежды. Нигде, нигде ее не было, и в ту ночь я заснула, так ничего и не отыскав.

На следующий день я проснулась с каким-то необыкновенно ясным сознанием и, едва открыв глаза, почувствовала, что она рядом, совсем близко, окутывает меня целиком. Нормальная жизнь не в ушедших днях, навсегда оставшихся в прошлом, она лишь в том, что судьба готовит нам каждое утро. В Марокко, в Испании, в Португалии, в швейном ателье или на службе в британской разведке — где мне ни суждено оказаться, там и есть она, моя нормальная жизнь. Под тенью пальм на площади, с витающим в воздухе ароматом мяты, под сверкающими люстрами роскошных залов или в бурлящей пучине войны. Нормальная жизнь именно та, которую я себе выбираю, на которую соглашаюсь по собственной воле, так что она всегда рядом со мной. Бессмысленно искать ее где-то далеко, пытаясь вернуть давно прошедшее.

В поддень я отправилась в «Эмбасси», освободившись от терзавших меня сомнений и приняв окончательное решение. Едва войдя, я сразу увидела Хиллгарта, который пил аперитив, облокотившись на стойку и разговаривая с двумя военными в форме. Убедившись, что он тоже меня заметил, я — с грациозной неловкостью — поспешила уронить сумку на пол. Через четыре часа ко мне пришли первые распоряжения: я должна посетить косметический кабинет в своем обычном салоне красоты. Через пять дней я была уже в Лиссабоне.

Я вышла из поезда в платье из набивного шифона, в белых летних перчатках и огромной соломенной шляпе и легко зашагала по перрону, пропитанному угольной пылью, чувствуя себя роскошной экзотической птицей в серой толпе спешащих пассажиров. Ожидавший у вокзала автомобиль должен был отвезти меня в последний пункт назначения — Эшторил.

Мы проехали по Лиссабону, полному ветра и света, не знавшему продовольственных карточек и отключения электричества, радовавшему глаз цветами, изразцами на стенах домов и уличными прилавками со свежими овощами и фруктами. Там не было изрытых взрывами улиц, полуразрушенных зданий и оборванных нищих, не было вскинутых вверх рук и нарисованных на стенах стрел с ярмом[74]. Мы миновали богатую и элегантную часть города с широкими мощеными тротуарами и величественными зданиями, охраняемыми статуями королей и мореплавателей, проехали по извилистым улочкам простонародных кварталов, где было шумно, пахло сардинами и на балконах цвела герань. Мне довелось полюбоваться величавостью Тежу, послушать гудки кораблей в порту и дребезжание трамваев. Я была очарована Лиссабоном — этим нервным, взволнованным, трепещущим городом, далеким от войны, но и не позволявшим о ней забывать.

Позади оставались районы Алкантара и Белен с их великолепными памятниками. Мы ехали по прибрежной дороге Маржинал, сопровождаемые шумом волн. По правую сторону тянулись старинные загородные домики, прятавшиеся за оградами из кованого железа, увитыми цветущими вьющимися растениями. Кругом все было очень необычно и удивительно, но я знала, что не должна расслабляться. Меня предупредили, что в живописном Лиссабоне, который я лицезрела из окна автомобиля, и в Эшториле, куда мы должны были прибыть через несколько минут, полно шпионов. Внимательные уши были повсюду, и любой человек мог оказаться потенциальным осведомителем: от высокопоставленных сотрудников посольств до официантов, лавочников, горничных и таксистов. «Соблюдайте максимальную осторожность» — такое напутствие я вновь получила перед поездкой.