Забытый легион - Бен Кейн

А еще на телеге находились проститутки, которых военачальник взял с собой для высших офицеров. Раздетые догола, с телами, покрытыми синяками и ссадинами, несчастные женщины рыдали и отчаянно цеплялись друг за дружку. На протяжении кампании Ромулу довелось увидеть немало изнасилований. И всякий раз в его памяти с убийственной ясностью возникал Гемелл, с отвратительным сопением и хрипом дергающийся на его матери. Изнасилования были неотъемлемой частью войны, но сейчас Ромул содрогнулся при мысли о том, что пришлось перенести этим женщинам после Карр.

Когда мулы остановились, крики ужаса раздались с новой силой.

Парфянские воины повскакивали на повозку, за волосы втащили проституток на помост и заставили встать на колени. Плач и крики пресекались немилосердными ударами. Женщины умолкли, лишь изредка какая-нибудь из них громко всхлипывала.

Затем на помост поднялся высокий бородатый мужчина в темной мантии и жестом призвал всех к молчанию. Толпа повиновалась, и жрец заговорил мощным низким голосом. Даже не зная языка, можно было уловить в каждом его слове гнев. Речь быстро привела собравшихся парфян в ярость, и они кинулись на пленников. Чтобы остановить их, страже пришлось по-настоящему прибегнуть к силе и даже пустить в дело копья; когда толпа отхлынула, в ней оказалось много раненых.

— Страсти нагнетает, — заметил Бренн. — Теперь можно начинать и настоящее представление.

— Он говорит о том, что случается с теми, кто осмеливается угрожать Парфии, — быстро переводил этруск. — Красс напал на нее. Но могущественные боги помогли разгромить римских захватчиков. А теперь они требуют воздаяния.

Ромул вновь взглянул на помост и поежился. Кампания была проклята с самого начала, и не заметить множества дурных предзнаменований мог лишь дурак. Но Красс проигнорировал все до единого знаки воли богов и в своем неимоверном тщеславии повел на верную гибель много тысяч воинов. И все же Ромулу глубоко претила та ужасная участь, которая, несомненно, ожидала их военачальника. Тем более что он ровным счетом ничего не мог поделать. Молодой солдат заставил себя дышать глубоко и ровно, чтобы успокоиться.

Когда бородатый жрец закончил речь, аудитория поняла, что будет представлять собой ритуал. Воцарившуюся зловещую тишину нарушали только стоны распятых офицеров да избитых проституток.

Взоры всех легионеров были прикованы к Крассу и несчастным женщинам. Зло усмехнувшись, жрец извлек из висевших на поясе ножен длинный кинжал. Шагнув вперед, он остановился позади одной из шлюх и произнес еще несколько слов.

Толпа оглушительно заорала.

Не в силах больше сдерживаться, женщина громко закричала от ужаса и обернулась. Грубым движением жрец тут же развернул ее обратно, лицом к толпе. И ловким движением перерезал ей горло.

Крик оборвался.

Руки и ноги убитой судорожно задергались, а из перерезанной шеи фонтаном хлынула кровь, обильно забрызгав стражников и стоявших впереди солдат. Жрец выпустил свою жертву, а один из стражников пинком сбросил труп с помоста. Римляне разом подались назад, чтобы избежать соприкосновения с изуродованным телом.

Одна за другой так же были убиты остальные женщины. Из тех, кого привезли на телеге, в живых остался один только Красс. Помост был залит кровью, перед ним грудой лежали трупы, но толпа ждала чего-то еще.

Парфия жаждала мести.

— Дикари! — прорычал Бренн.

Ромул думал о Фабиоле. Судя по тому, что ему было известно, она вполне могла оказаться в числе убитых женщин. Его напускное спокойствие как рукой сняло, он весь кипел. Внезапно он понял, что хочет лишь одного — быть свободным. Никого не называть господином. Ни Гемелла, ни Мемора, ни Красса, ни кого-нибудь из парфян. Он взглянул на ближайшего стражника, прикидывая, насколько быстро тот сумеет отреагировать, если на него напасть. Он сможет выбрать свою собственную судьбу.

— Ты еще вернешься в Рим, — прошептал Тарквиний. — Я видел твою судьбу. Она заканчивается не здесь.

Они смотрели друг другу в глаза. Тем временем оглушительный грохот барабанов стих, извещая о завершении ритуала.

«Быть сильным. Как Фабиола. Я выживу».

— Смотри. — Галл указал на помост.

Стражники не стали отвязывать последнего из привезенных пленников, а попросту подняли раму, к которой он был привязан, и перенесли ее вместе с Крассом на помост. Их действия сопровождал удивительно низкий, словно не человеческими усилиями производимый рокот.

Пришло время Крассу расплатиться за содеянное.

Предчувствуя ужасный конец, он дико заорал и принялся брыкаться. Впрочем, веревки, которыми его привязали, оказались толстыми и крепкими, и вскоре Красс с посеревшим от усталости и страха лицом без сил обвис на брусьях. Во время этой тщетной борьбы венок сполз ему на один глаз, и парфянские воины с издевательскими ухмылками показывали на Красса пальцами.

Снова заговорил жрец, обратив гневные тирады против человека, дерзнувшего вторгнуться в Парфию. С его губ брызгала слюна, зрители выли от ярости. Толпа вновь начала напирать на стражников, а те преграждали ей путь скрещенными копьями. Тарквиний переводил сказанное жрецом, но окружавшие его солдаты и без объяснений понимали, что происходило. И мало кто из них сочувствовал Крассу.

Жрец закончил речь и некоторое время ждал, пока воцарится тишина. В конце концов толпа успокоилась.

Пленный полководец поднял голову и увидел перед собой толпу пленников. По одежде он не мог не узнать римских солдат, которые теперь приветствовали его одними лишь оскорблениями.

До Красса, похоже, только сейчас дошло, что его судьба неотвратима. Даже те люди, которыми он командовал столько времени, не придут ему на помощь. И он вновь уронил голову на грудь.

А Ромул продолжал кипеть от гнева. Он с готовностью и даже с удовольствием убил бы Красса в поединке, но превращать казнь в унизительное публичное представление… Такое было противно его натуре. Происходившее по своей жестокости не уступало худшим образцам тех зрелищ, которые устраивали на арене для потехи развращенных римлян. Он взглянул на Бренна и понял, что тот думает о том же.

Лишь Тарквиний, как всегда, казался совершенно спокойным.

Кузнец нагнулся над огнем и запустил в котел черпак на длинной ручке. Когда черпак вынырнул, с его краев стекали большие тяжелые капли расплавленного золота, чудом не попадавшие парфянину на ноги. Держа черпак на вытянутых руках, он направился к помосту.

Толпа завопила, предчувствуя невиданную потеху, и Ромул отвернулся.

Двое стражников задрали Крассу голову и прижали подбородок к перекладине. Свободным концом веревки они привязали голову так, чтобы лицо было обращено вверх. Жрец подошел к пленнику и, разжав его зубы, вставил между челюстями металлическую распорку, обратив к небу его раззявленный зев.

Поняв, что сейчас произойдет, Красс отчаянно закричал. И продолжал орать, пока кузнец поднимался по ступенькам, далеко выставив перед собой ковшик с расплавленным металлом.