Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1 - Борис Яковлевич Алексин

Один старый рыбак из числа работавших на базе по погрузке как-то заметил, что раньше мороженую рыбу купцы продавали в соломенных кульках. Борис сказал об этом Вшивцеву, тот проявил оперативность и вскоре около морозильной площадки вырос целый стог соломы, которая и стала использоваться при погрузке мороженой рыбы в вагоны в тех случаях, когда не хватало рогожных кулей. Кстати сказать, кули приходилось делать самим. Для этого наняли 15 женщин, сшивавших их из рогож, добываемых Вшивцевым в порту. В результате соломенно-мочальных усовершенствований, рыба к покупателям стала поступать значительно лучшего качества, о чём и сообщили в Востокрыбу.

Так, в постоянных заботах и бесконечных поисках того или иного выхода из трудностей, непрерывно возникавших перед трестом, и летело время Алёшкина. Правда, иногда ему удавалось выкроить вечер и посидеть дома или сходить с Катей в кино. Обычно посещали новый кинотеатр «Уссури» и умудрялись посмотреть большую часть наиболее известных в то время кинокартин. Поговаривали, что в Москве уже начали показывать звуковое кино, но здесь, во Владивостоке, пока ещё считали это явлением далёкого будущего. Всех удовлетворяло простое, как теперь принято говорить, немое кино.

Присутствие в доме Акулины Григорьевны значительно облегчило жизнь семьи Алёшкиных, дав Борису и Кате больше свободного времени, но в то же время вызвало и некоторые осложнения, они заключались в следующем. Всего, вместе с мамой и Верой, их было пять человек, а паёк выдавался только на двоих — на Бориса и Катю. И хотя паёк Алёшкина, прикреплённого к распределителю, был объёмен и сравнительно богат по ассортименту, а Катин паёк тоже включал немаленькое количество продуктов, всё-таки их не хватало. Акулина Григорьевна, благодаря своему разумному хозяйствованию, очень умело расходовала получаемое, но всё равно положение с продовольствием у них было затруднительным. Осложнялось оно ещё и тем, что в то время во Владивостоке почти не было в продаже овощей, а появлявшиеся иногда на так называемых колхозных рынках стоили столь дорого, что их зарплаты хватало не более, чем на неделю. Особенно тяжело им пришлось как раз в начале 1933 года.

Как-то в 1932 году один из капитанов тральщика, некто Сазонов, знавший Бориса ещё по работе в ДГРТ и видевший, как он мучается с больными зубами (зубная боль была одним из самых больших несчастий Бориса, приводила его в отчаяние и заставляла иногда не спать целыми ночами), подарил ему для изготовления искусственных зубов золотую десятку царской чеканки. Однако, несмотря на мучения, он никак не мог преодолеть страх перед зубными врачами и решиться на пломбирование, удаление плохих зубов и замену их новыми золотыми (тогда зубы делались только из золота), поэтому подаренная десятка так и лежала в ящике его письменного стола без всякой пользы. В то время во Владивостоке, как и во многих других городах, открылись новые магазины, называвшиеся торгсин (название расшифровывалось как «торговля с иностранцами»). В этих магазинах товары продавались на иностранную валюту и золото, в том числе на золотые монеты царской чеканки. Ассортимент товаров в торгсине был довольно разнообразным, а сами они отличались высоким качеством. Во Владивостоке торгсин размещался в бывшем помещении магазина «Кунст и Альберс», и его витрины были неотразимо заманчивы. Сейчас трудно решить, кто первый вспомнил о золотой десятке, но так или иначе в один прекрасный день Акулина Григорьевна взяла кошёлку, десятку и отправилась в торгсин. Оттуда она вернулась прямо сияющей, в её кошёлке оказались самые разнообразные продукты: мука, макароны, сливочное масло, яйца, сахарный песок, многое другое и даже грамм двести отличнейшей карамели. Самое главное, что всё это было приобретено всего за каких-нибудь два рубля, а на остальную часть десятки, оценённой в девять рублей с мелочью, ей выдали специальные талончики — боны, по которым она ещё в течение двух месяцев покупала различные продукты. Золотая десятка очень помогла семье Алёшкиных.

В этот же период времени с дочкой Элой случилось неприятное, граничащее с трагическим, происшествие. В детском саду, уже неизвестно каким образом, на Элочку опрокинули тарелку с горячим супом, в результате она получила ожог головы. К счастью, ожог пришёлся только на волосистую часть, и, хотя её пришлось остричь наголо, и почти вся голова девочки долгое время была покрыта толстой болезненной коркой, но лицо не пострадало. В конце концов, Эла поправилась, коросты с головы постепенно отвалились, но всё лето 1933 года она ходила остриженная, как мальчишка.

Вера, сестра Кати, находясь под неустанным наблюдением матери, немного остепенилась и стала учиться в своём техникуме более или менее прилично. Вероятно, помогли также внушения Бориса и Кати, но, по-видимому, все эти беседы и наставления ей порядочно докучали, тем более что Борис нередко бывал груб. Вера всё чаще и чаще заговаривала о переезде на житьё в общежитие, которое имелось при её техникуме.

В эту зиму как-то расширился круг знакомых семьи Алёшкиных. То ли благодаря занимаемому Борисом положению, то ли вследствие ещё каких-либо причин, но с соседями по дому у обоих супругов сложились добрососедские отношения, в особенности с двумя пожилыми женщинами — сёстрами, которые не чаяли души в Алёшкиных, а больше всех в Элочке. Сын младшей из сестёр, хотя и был намного старше, чем Эла, часто становился товарищем её игр. Между прочим, эти соседки, когда-то владевшие всем домом, на чердаке и в коридорах хранили много всякой рухляди и старых книг. Как мы знаем, Борис отличался большой любовью к книгам, особенно старым, поэтому, с разрешения владелиц, каждую свободную минуту тратил в попытках отыскать в грудах хлама наиболее уцелевшие и интересные книги. Некоторые из них они потом с Катей читали иногда целыми ночами. Именно тогда Алёшкины прочли такие книги, как «Воспоминания министра императорского двора Фредерикса», полное собрание сочинений Аверченко, рассказы Тэффи и много других. Хозяйки не возражали, что прочитанные книги Борис оставлял у себя. Так, у Алёшкиных вскоре образовалась небольшая библиотека, в неё вошли и книги, оставшиеся от Бородина. Кроме того, при каждом удобном случае оба они покупали новые книги.

Как-то, разбираясь в хламе на чердаке в поисках очередной порции литературы, Борис обнаружил старый поломанный граммофон и более десятка ещё дореволюционных пластинок. С разрешения хозяек он забрал граммофон, при помощи одного из механиков тральщика починил сломанную пружину, и скоро этот старый инструмент уже воспроизводил песни Вяльцевой и Варламова, хотя и очень тихим, и крайне ненатуральным голосом (мембрана была плохого качества, а иголки изношены). Но даже такое несовершенное музыкальное исполнение