Таинственная история Билли Миллигана - Дэниел Киз

Далее в показаниях эти критерии рассматривались более подробно.

Когда в ходе перекрестного допроса Белинки высказал мнение, что Кол считает перечисленные условия лечения множественных личностей оптимальными, Кол резко возразил:

– Нет, сэр, я не сказал, что это оптимальные условия. Я бы даже сказал, что они минимальны. Господин советник, я считаю, что они должны служить отправной точкой для врача, приступающего к лечению множественной личности. В противном случае врач должен оставить пациента в покое и отказаться от лечения.

Когда после перерыва Миллигана привели из клиники, на нем была надета другая рубашка. Писатель заподозрил, что Учитель уже ушел.

Голдсберри и Томпсон вызвали свидетеля доктора Джорджа Хардинга-младшего. После краткого рассказа о своем участии в лечении Миллигана доктор Хардинг сказал, что продолжает считать Афины подходящим местом для его лечения.

– Доктор Хардинг, – спросил его Белинки при перекрестном до просе, – является ли множественная личность редким явлением?

– Да, является.

– Можно ли сказать, что личности – это фактически разные люди?

– Доказательством этого является амнезия, – сказал доктор Хардинг.

– Как вы докажете амнезию? Можно симулировать ее?

– Мы были очень осторожны, – сказал Хардинг. – Мы провели серию исследований. Сначала мы отнеслись к этому скептически, но амнезия пациента была подлинной – он не симулировал.

– Доктор Хардинг, – задал вопрос Голдсберри, – вы пользовались историями болезни и другими записями, когда ставили свой диагноз?

– Да. Мы использовали все, что могли найти.

– Считаете ли вы, что психиатр должен использовать прошлые записи и мнения других практикующих врачей при постановке диагноза?

– Считаю это совершенно необходимым.

Когда Хардингу показали письмо доктора Кола с критериями лечения множественной личности, Хардинг сказал суду, что считает их отлично сформулированными, и согласился, что это – минимальные требования.

Затем была вызвана психолог Дороти Тернер, показавшая, что до суда она виделась с Билли почти ежедневно и с некоторыми его личностями провела тест на коэффициент интеллектуального развития (IQ).

– И каковы результаты? – спросил Голдсберри.

– Двое показали шестьдесят восемь и семьдесят. У одного был средний показатель, еще один имел показатель явно выше других – сто тридцать.

– Возможно ли, – спросил Белинки, – что эта разница в коэффициентах симулирована?

– Абсолютно невозможно, – решительно возразила Тернер.

Доктор Стелла Кэролин показала, что она самостоятельно, независимо от других, поставила тот же самый диагноз, что и доктора Дороти Тернер, Корнелия Уилбур и Джордж Хардинг. Кэролин видела Миллигана в апреле, июне и июле этого года и поняла, что он все еще «расщеплен».

– А что, если существуютдругие проблемы? – спросил Белинки.

– Сначала следует лечить множественную личность, – ответила Кэролин. – У него могут быть и другие психические проблемы – разные личности могут иметь разные болезни, – но общая проблема должна стоять на первом месте.

– Вы считаете, что в Афинах он получал правильное лечение?

– Да, я так считаю.

Голдсберри показал ей письмо Кола. Она кивнула и согласилась, что это минимальные основные требования. После того как свидетели Хардинг, Кэролин и Тернер закончили свои показания, им было разрешено остаться в качестве наблюдателей.

В тот день, в 15.50, Билли Миллигану впервые в жизни разрешили выступить в свою защиту. В наручниках ему трудно было положить левую руку на Библию, а правую поднять. Он склонился над Библией и улыбнулся, пытаясь сделать, как нужно. Дав присягу говорить правду и ничего, кроме правды, он занял свое место и посмотрел на судью.

– Мистер Миллиган, – сказал судья Кинуорти, – я предупреждаю вас, что, хотя вы имеете право участвовать в этих слушаниях, вас не могут заставить давать показания. Вы можете хранить молчание.

Билли кивнул. Апан Голдсберри стал задавать вопросы спокойно, четко.

– Билли, вы помните, что говорили в этом зале суда двенадцатого октября?

– Да, помню.

– Я хочу спросить вас о лечении, которое вы получаете в клинике в Лиме. Вы получаете гипнотерапию?

– Нет.

– Групповую терапию?

– Нет.

– Лечение музыкой?

Билли посмотрел на судью.

– Нас по нескольку человек приводили в комнату, где стояло пианино, и велели сидеть там. Психиатра не было. Мы просто сидели там целыми часами.

– Вы доверяете доктору Милки? – спросил Голдсберри.

– Нет. Он приказал давать мне стелазин. Мне стало хуже.

– Вы можете описать ваше лечение?

– Когда меня привезли туда, я был помещен в отделение номер двадцать два. Психолог был очень груб со мной. И я уснул.

– Билли, когда вы впервые узнали, что вы – множественная личность?

– В клинике Хардинга. Я вроде поверил этому, но окончательно удостоверился, когда увидел видеозаписи в Афинском центре психического здоровья.

– Как вы думаете, почему это случилось?

– Наверно, из-за того, что делал со мной мой отчим. Я не хотел больше быть самим собой. Я не хотел быть Билли Миллиганом.

– Вы можете привести нам пример, что случается с вами, когда вы – множественная личность?

– Примерно так: однажды я стоял в своей квартире перед зеркалом и брился. У меня тогда были проблемы. Я только что переехал в Коламбус, и у меня было плохое настроение, потому что я уехал, поругавшись с домашними. Я стоял, брился, и вдруг – словно выключили свет. Я почувствовал покой. Когда я открыл глаза, то был уже в самолете. И испугался: я ведь не знал, куда лечу, пока мы не приземлились и я не очутился в Сан-Диего.

В зале суда было тихо. Судья слушал внимательно. Женщина у пишущей машинки смотрела на Билли Миллигана приоткрыв рот, с широко раскрытыми от удивления глазами. Дэвид Белинки поднялся, чтобы задать вопросы свидетелю.

– Билли, почему вы доверяете доктору Колу и не доверяете врачам в Лиме?

– Я почему-то поверил доктору Колу с первого дня, как увидел его. Полицейский, который год назад привез меня туда из Коламбуса, надел на меня очень тесные наручники. – Он поднял руки, чтобы показать, что сейчас наручники на нем свободные. – Доктор Кол стал ругать полицейского и заставил его снять с меня наручники. И я сразу понял, что он на моей стороне.

– Не лучше ли для вас будет согласиться на лечение в Лиме? – спросил Белинки.

– Не могу же я сам себя лечить, – возразил Билли. – Отделение А похоже на место, где купают овец: вошел – вышел. В Афинах у меня были регрессии, но я должен был научиться преодолевать их. Там знали, как это делать – не наказанием, а лечением, терапией.