Драконья гавань - Робин Хобб

По привычке Лефтрин вытащил из кармана трубку. Посмотрел на нее, повертел в руках и убрал обратно. На судне не осталось ни крошки табаку. И кончился не только он. Вышел весь сахар и кофе. От чая осталась одна пыль. Сухарей — два бочонка. Когда закончатся и они, люди будут целиком и полностью зависеть от охоты и собирательства. Капитан нахмурился и решительно помотал головой, разгоняя тревоги.

«Где есть чистая вода, найдется и пища», — напомнил он себе.

Рыба здесь водилась в изобилии, а у некоторых камышей были толстые, сытные корни. Последнюю пару ночей Карсон нарочно ставил сети на птицу. Пока ему не слишком везло, но когда — не если — повезет, им достанется жареная утка. Или, скорее, вареная, напомнил себе Лефтрин, чтобы сберечь дрова. В последнее время большие топляки попадались редко. Теперь они ревностно высматривали любой плавник, подхваченный в дни высокой воды. Хранители каждый вечер отправлялись собирать сухой камыш. Сгорал он быстро, поэтому ежедневно ребята набирали целые снопы и скручивали стебли в пучки, чтобы их дольше хватило. Благодарение Са, ночи пока еще оставались теплыми.

Одежда на всех истрепалась и сильно пострадала в едких водах реки Дождевых чащоб. Ткань протерлась до дыр. Штаны укоротились, поскольку часть штанин пошла на заплаты для коленей. Элис разделила свой некогда богатый гардероб между всеми хранительницами, не дожидаясь просьб. Седрик последовал ее примеру. Ребята-хранители смотрелись непривычно, занимаясь повседневными делами в льняных и шелковых рубашках ярких цветов. Но Лефтрин понимал, что они все равно лишь отсрочивают неизбежное. Пока что они кое-как выкручиваются, но рано или поздно им придется найти настоящее решение.

К нему подошла Элис с парой дымящихся кружек. Свою она поставила на планшир, а вторую протянула капитану.

— Чай? — спросил он.

— Да. Почти самые остатки. И очень слабые.

— Зато горячие, — заметил Лефтрин, и они улыбнулись друг другу сквозь исходящий от кружек пар.

Оба обозревали горизонты открывшегося им простора.

— Вода с каждым днем становится все мельче, — помолчав, высказала Элис их общую мысль. — Я не думаю, что драконы знают, куда идут. В воспоминаниях «Смоляного» Кельсингра располагалась на берегах крупной реки, а не такого озера.

Больше она ничего не сказала. Они оба прихлебывали чай и размышляли. Гадали, верный ли они выбрали путь, прикидывали, что будет, если вода станет слишком мелкой для «Смоляного», сомневались, не потребуют ли драконы повернуть назад. Затем Элис положила свободную руку на плечо Лефтрина, а он склонил голову и прижался к ней щекой.

— Я люблю тебя, — произнес он негромко.

Он еще не говорил ей этого. Даже сам не думал, что скажет вслух.

— И я тебя люблю.

Слова дались ей так легко, как будто она повторяла их тысячи раз. Это обрадовало капитана. Значит, ей важны были не слова, а то, что за ними стояло.

Он улыбнулся, обнял Элис за талию и притянул ближе. Как приятно быть в этом уверенным в день, когда тебе кажется, будто ты ничего не знаешь наверняка.

— Похоже, облака рассеиваются. Может, нам выдастся еще один солнечный день, — предположила Элис, глянув на небо.

— У тебя будут новые веснушки! — обрадовался Лефтрин.

— Не понимаю, что тебе в них так нравится! — покачала она головой, притворно хмурясь. — Я столько лет пыталась их вывести — и лимонным соком, и пахтой.

— Должно быть, целовать тебя тогда было особенно вкусно.

— Вот дурачок! — кривовато улыбнулась она. — Никто меня тогда не целовал.

— По-моему, это мужчины в Удачном — дураки, а не я.

Элис по-прежнему улыбалась, но в глазах ее мелькнула тень, и Лефтрин понял, что напомнил ей о Гесте, о ее унижении и обмане. Его печалило, что все его старания не могли избавить ее от боли. И он знал, что эта память все еще омрачает ее отношения с Седриком. Оба упорно держались на расстоянии, общаясь вежливо и едва ли не любезно, но с настороженностью людей, глубоко ранивших чувства друг друга. Капитан жалел их обоих. Элис достаточно много ему рассказывала, чтобы Лефтрин знал, что их дружба на много лет старше ее бедственного брака с Гестом. Ему хотелось бы, чтобы ее и дальше поддерживала забота Седрика. Эта утрата рушила ее представление о себе. Капитан жалел, что Элис не хватает одного лишь его уважения, чтобы ощутить собственную значимость, но сознавал всю эгоистичность подобных сожалений. Он не мог заменить ей весь мир. Элис нужно поправить надломленную дружбу, иначе она так и не обретет душевного спокойствия. Капитан искренне надеялся, что это случится уже скоро. «Смоляной» был слишком тесен для ссор и раздоров.

И все же раздоров хватало в избытке — в лице Грефта. Он слонялся по кораблю, не хранитель и не член команды, отвергнутый драконами, неудавшийся предводитель с подорванным здоровьем. Лефтрин пожалел бы его, если бы Грефт позволил. Но нет. Он превратился в самого желчного и злобного человека, какого только встречал капитан. Много раз Лефтрин жалел о том, что Кало попросту не съел его той ночью.

— Что-то ты притих. О чем задумался?

— О Грефте, — коротко ответил капитан, и Элис кивнула.

— Он как-то сам собой приходит на ум.

— Прошлым вечером, когда ты уже ушла спать, случилась небольшая стычка. Грефт вчера весь день провел на борту. Не знаю, страдает ли он так сильно от изменений или же окончательно пал духом. Татс подошел к нему и сказал, что если он и сегодня не будет охотиться, они с Харрикином возьмут его лодку и снасти и «найдут им применение», — пояснил капитан, отхлебнул чаю и покачал головой. — Он говорил как будто только о снаряжении, но, думаю, имел в виду и что-то еще.

— И что из этого вышло?

— Ничего особенного. Небольшая перебранка. Грефт, похоже, хотел драться, но Татс заявил, что не станет бить больного, и ушел. На том все и закончилось. Я надеюсь, — добавил Лефтрин и отпил еще глоток остывающего чая. — Татс с Харрикином сказали ему, что сегодня утром возьмут снаряжение и отправятся на охоту. Надеюсь, Грефту хватит ума не ошиваться рядом, когда они придут за лодкой. Если он тоже явится и дело дойдет до драки, мне придется вмешаться.

— Может, они уже уплыли, — с надеждой предположила Элис.

— Возможно, но стоит проверить. Не желаешь ли немного пройтись, милая?

— Благодарю за приглашение, любезный сударь.

Элис присела в шутливом реверансе, а затем положила обветренную ладонь на щедро предложенный ей локоть в потертом рукаве. Когда они начали свою прогулку по палубе, она невольно улыбнулась, представив, какое зрелище они являют со стороны. У нее не осталось ни одного наряда, не испорченного солнцем и едкой водой. Исключение составляло платье Старших, подаренное Лефтрином, но в повседневной жизни на баркасе столь длинный подол был не слишком удобен. Волосы Элис завились буйными кудрями, и даже у уличной торговки из Удачного кожа лица была бы нежнее, чем у нее сейчас. Ходила Элис босиком — остатки ботинок она теперь берегла для того, чтобы сходить на берег, и уже целыми днями не обувалась вовсе. Никогда в жизни она не чувствовала себя менее красивой.