Смерть в рассрочку - Борис Сопельняк

Я страдаю ослаблением памяти из-за плохого снабжения мозга кровью, являющегося следствием нарушения кровообращения. У меня отечность ног, которую можно улучшить лишь круглосуточно держа их в приподнятом положении. Из-за мышечной слабости бедер у меня подкашиваются колени и я падаю. У меня двустороння грыжа, для вправления которой нельзя найти подходящего бандажа… Круглосуточно мне причиняют боль многократно повторяющиеся желудочно-кишечные спазмы.

Время от времени у меня случаются приступы головокружения. Это вынуждает меня идти вдоль стены, чтобы в случае необходимости я мог на нее опереться.

Особенно тревожным для меня является то, что вот уже полтора месяца я просыпаюсь с таким ощущением, что скоро ослепну… Если это произойдет, то моим единственным занятием в тюрьме будут прогулки по саду. Так как я не смогу видеть, то чтение, письмо, просмотр телевидения отпадают. Мне останется только влачить, сидя в «темноте», жалкое существование без какой-либо возможности чем-либо заняться, в отличие от слепых, находящихся на свободе, которые могут собраться в кругу семьи, друзей, знакомых, могут заслушивать научные доклады, посещать концерты и тому подобное…

Я хотел бы воочию увидеть своих внуков, которым от 4 до 7 лет, и которых я знаю только по фотографиям и фильмам, чье посещение на пару часов в тюрьме не было бы заменой ежедневного общения в привычном для них окружении.

Я в скором времени могу ослепнуть и поэтому обращаюсь с просьбой к четырем правительствам освободить меня, дать 90-летнему старику, отбывшему 42 года заключения, возможность увидеть внуков».

На что рассчитывал Гесс, сочиняя это письмо, одному Богу ведомо! Оказывается, американский врач-окулист, обследовавший Гесса, установил, что никакого отслоения сетчатки нет. Не было проблем и с грыжей: французы предоставили ему прекрасный бандаж, которым, как он сам писал, «я полностью удовлетворен».

Что касается ослабления памяти и головокружений, то в записках Гесса обнаружено очень много упоминаний о том, что в пище ему постоянно дают яд, что создано тайное средство, при помощи которого «людей можно заставить не только говорить, но и действовать так, как им было приказано», что существуют препараты, вызывающие полный запор — и ни одно слабительное не поможет.

Но больше всего поражают его ложь и лицемерие, касающиеся любви к внукам! В официальной справке руководства тюрьмы говорится, что правом посещения Гесса пользовались: его жена Ильзе, сестра Маргарет, сын Вольф-Рюдигер, жена сына Адреа, племянник Виланд и племянница Моника, а также свояченица Ингеборг Прель. А вот что написано дальше: «В 1986 году директора тюрьмы разрешили посещение Гесса детям его сына — двум внучкам и внуку, однако сам заключенный от этих визитов отказался».

Вот так-то! Зато с французским пастором Габелем он общался каждую среду, да и то не столько по религиозным, сколько — скажем деликатно — по несколько иным мотивам. Советская администрация вскрыла эти мотивы и лишила Габеля пропуска в тюрьму. Сменивший его пастор Рериг тоже пытался установить о Гессом куда более тесные контакты, чем этого требует отправление религиозной службы, но и эти попытки мгновенно были пресечены надзирателем.

Еще на Нюрнбергском процессе адвокатом Гесса был доктор Зайдль. Навещал он своего подзащитного и в тюрьме, делая все возможное и невозможное для ослабления тюремного режима Гесса. Это он добился того, что Гесса перевели в камеру больших размеров, установили там госпитальную кровать, до четырех часов увеличили время прогулки, назначили диетическое питание и освободили от какой бы то ни было физической работы.

В случае необходимости Гесса немедленно переводили в Британский военный госпиталь. За время заключения он побывал там четыре раза, причем отлеживался от нескольких недель до нескольких месяцев. Так что за его здоровьем следили самым внимательным образом.

Но… на всякий случай представители четырех держав еще в 1962 году разработали и подписали весьма необычный документ. Называется он ПРИЛОЖЕНИЕ № 9.

«1. Вышеуказанные представители пришли к согласию относительно следующих мер, принимаемых в случае смерти Р. Гесса.

2. Тело умершего Р. Гесса будет находиться в английском военном госпитале для вскрытия не менее, чем 24 часа. Семью Р. Гесса известят о его смерти как можно скорее. Ввиду заверений, полученных от представителя семьи Р. Гесса относительно того, что его захоронение пройдет в семейном кругу в Баварии, останки будут направлены самолетом в Баварию (Федеративная Республика Германии) и там переданы его семье. Представители средств массовой информации не будут допущены ни в тюрьму, ни в госпиталь.

3. После смерти Гесса как можно быстрее публикуются согласованные заявления для печати. Точное время их обнародования обговаривается четырьмя сторонами после смерти Р. Гесса.

4. С учетом того, что в связи со смертью Р. Гесса можно ожидать неонацистских акций, представители трех западных держав заблаговременно предпримут шаги к тому, чтобы обеспечить полное сотрудничество со стороны правительства ФРГ для предотвращения подобных нежелательных акций и получения гарантий о том, что похороны Р. Гесса пройдут в семейном кругу.

5. Четыре названных представителя согласны с тем, что со смертью Гесса Межсоюзная тюрьма Шпандау исчерпывает свое назначение.

6. Четыре вышеназванных представителя согласны также, что под ответственностью коменданта британского сектора будут предприняты все необходимые шаги для сноса тюрьмы Шпандау и такого распоряжения остающимся после нее участком, которое исключало бы его превращение в место паломничества «сочувствующих» и членов нацистских организаций.

7. Архивы тюрьмы фильмируются на микропленку для передачи в копии представителям каждой из четырех держав. После благополучного завершения процесса копирования подлинники подлежат уничтожению по договоренности четырех держав».

Здесь же — довольно своеобразная расписка, подписанная четырьмя директорами и сыном Гесса — Вольфом-Рюдигером.

«Мне разрешено после смерти моего отца Р. Гесса организовать его похороны. Похороны состоятся без привлечения внимания в самом узком семейном кругу в Баварии. При этом я обещаю, что это мое обязательство носит доверительный характер».

Сам Гесс ничего об этом не знал и продолжал бомбардировать правительства прошениями об освобождении. И хотя, как он уверял, почти ничего не видит, регулярно вел что-то вроде дневника. Кое-какие записи Гесса сохранились, они настолько любопытны, что пройти мимо них никак нельзя. Вот что, например, писал он о событиях 1939 года.

«1939-й год. Мы были вдвоем с Гитлером, когда ему сообщили, что Англия и Франция объявили Германии войну: английские корабли вышли в открытое море. Это был единственный случай, когда за двадцать лет нашей совместной деятельности я видел его побледневшим, исключая случай чисто личного характера, когда я должен был сообщить ему ужасную весть. (Речь идет о самоубийстве юной племянницы Гитлера Гели Раубаль, к которой фюрер испытывал отнюдь не родственные чувства. — Б. С.)