Обреченные - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Антонина встала вся в песке, в водорослях, мокрая. И глянув на нее, Короткое невольно рассмеялся:
— Антонина, вы мне всех медуз распугаете! Живее выходите из моря!
— Сам пугало! — обиделась баба.
— Знаете, я предпочту быть пугалом. Но не хамом, — ответил беззлобно.
— А зачем вам медузы? — выдержав небольшую паузу, спросила баба.
Ефим объяснил. Антонина поблагодарила за науку, сказав, что ей тоже надо печь в порядок привести.
— Вы знаете, здесь нужно соблюдать пропорцию. Как и во всем. Нельзя переложить, либо не добрать. Чтобы эта гремучая смесь хорошо держалась, нужно добавить щепотку соли, хорошо размешать, согреть раствор и обмазывать теплую печь. Через три часа — зубами не оторвать.
— Откуда вы знаете, как обмазать печь. Ведь вы — городской человек, — удивилась Тонька.
— Я архитектор. И по своей профессии обязан разбираться в материалах и их свойствах. Ведь по моим проектам строились дома, — вздохнул Короткое.
— А меня отец Харитон да Ольга научили читать и писать. Не довелось учиться.Не знаю тонкостей обхожденья. Вы уж извините, если где-то не так ляпнула, — опустила баба голову.
— Тоня, никакая школа или институт не дадут человеку тепла в душу, чутья и пониманья не прибавят. С этим люди рождаются. А потому, идет сие не от знаний — от внутренней культуры, врожденной.
— Значит, такое нам не дано. Мы — простые. Куда до интеллигентов?
— Неправда. Чтобы развить в себе чувства меры и такта, достаточно уметь немногое, ставить себя на место собеседника. Вот и все. И не надо мудрить. Многое понятнее станет.
Антонина нагнулась отжать подол юбки и сказала:
— Если бы все вот так умели, как вы говорите, мы бы с вами не оказались в Усолье.
— Но это уж судьба! Она случайных встреч не дарит и не ошибается…
— Судьба не ошибается? Еще как! Она самая слепая дура! — закипели слезы в глазах Тоньки.
— В ход жизни иногда вмешивается зло. Встречаются и гнусные люди. Но человек, если он по-настоящему добр, никогда не озвереет, сохранит душу чистой. Ведь вот заметьте, чем несчастливее человек, тем он отзывчивее на боль другого. В этом и залог человечьей морали — помогать ближнему, заботиться с нем, — разговорился Ефим.
— А если этот ближний — свинья? — вернулась Тонька памятью в прошлое.
— Таких стеречься надо. Потому что добра они не понимают. А на зло отвечают сторицей.
— Кабы клеймо на лбу стояло, тогда бы проще знать, что за человек, — невесело отмахнулась баба.
— Злым и подлым никто не станет без причины. Обстоятельства и окружение делают таковыми. Не всегда это поправимо. Ожесточенный с детства — ив старости никого согреть не способен.
— Неправда ваша. Мне с детства судьба полынной была. Ни отца ни матери не помню, так разве в том другие виноваты? Им, может, хуже моего досталось. Разве я обижала людей? — не согласилась Тонька.
— Один умеет через личные невзгоды перешагнуть. Другие на это не способны. Да и вы, Антонина, не во всех проявлениях стабильны. И видом своим, и словом умеете не просто обидеть, оттолкнуть, но даже оскорбить незаслуженно. Это чести и уважения не прибавляет никому. И вам…
Баба смутилась. Вспомнила, зачем пришла сюда, ответила скупо:
— Что делать? В жизни всяк на свою судьбу похож. Иного не бывает, — взялась за ведро и пошла к морю.
— Антонина! Подожди! Дай помогу! — взял ведро из рук бабы. И мигом набрал в него ракушек доверху.
— Вот, возьмите. Только не дробите их молотком. Осколки опасны. Положите их под доску и походите по ней. Ракушки сами в песок разлетятся, — посоветовал бабе.
Та удивилась, откуда он знает, как дробит она ракушки, но спрашивать не стала, чтоб не нарваться на очередную отповедь. Она поблагодарила за помощь и собралась идти домой, но Ефим сказал:
— Я сейчас приду к вам, покажу, как печь замазать. Потом сами будете это успешно применять.
Тонька не нашла повода отказать мужику. И, вздохнув, поставила ведро; стала ждать, когда Короткое наберет медуз.
Вскоре он просеял песок во дворе дома и, сделав вязкий раствор, обмазал им печку, разгладил руками, смоченными в морской воде. И посоветовал затопить печь не ранее чем через пару часов. Сам обошел дом, сарай, побывал на чердаке, в подвале, и сказал; что дом уже всерьез требует хозяйских рук. Мужских.
Но Тонька на это ничего не ответила и Короткое, отказавшись от ужина и чая, сослался на занятость и ушел.
А через три дня хотел спасти Антонину от волков, да едва сам не стал добычей.
Пока она болела, времени даром не терял. Все в доме привел в порядок. Оставалось лишь стянуть полы. Доски рассохлись и в щели из подполья несло в дом сырость, холод.
Но Тонька, едва оправившись после нападения волков, никак не восприняла его заботы и словно раздумывала, стоит ли пользоваться помощью Короткова и дальше. Это обидело человека. И он ушел, не сказав, зайдет ли еще раз, навестит ли семью?
Он даже не знал, какое письмо пришло им из Москвы. Не знал и о том, что живет теперь эта семья с надеждой, и ей уже нет дела до разъехавшихся полов.
Ефим через пару дней ушел на лов корюшки вместе со ссыльными мужиками. Возвращался поздно. И не видя к себе интереса со стороны Антонины, уходил домой, решив не набиваться в мужья насильно.
Антонина теперь думала только о возвращении в свое село. Она уже душою давно вернулась туда. И совсем забыла о Короткове, решив, что возвращаться домой надо налегке. Зачем ей привозить в село человека, которого и сама не знает. Он даже тут изводит ее своими моралями. Все выговаривает, учит жить. Не зная — понукает. А разве ей не хватило через край своего горя? Ведь ни разу не поинтересовался, как она жила до него? Не пожалел. Лишь высмеивает. Пусть один на один. А разве не обидно?
"Тонька теперь ждала лишь почтальона, который должен принести ей весть о воле, и вовсе не интересовалась жизнью Усолья, а потому пропустила мимо внимания случившееся с Бобылем.
Внезапно приехавший с проверкой Волков вошел в дом Короткова, увидел портреты и потребовал, чтобы ссыльный вот так же изобразил передовиков рыбокомбината. Чтобы повесить эти портреты в фойе клуба.
Ефим отказался, сославшись, что по заказу это не делается, дескать, он не профессиональный художник. И портреты людей, далеких от его мировоззрения и восприятия, рисовать не будет.
Михаила Ивановича оскорбил категорический отказ Короткова. Он этого никак не ожидал и затаил злобу на Ефима, которого считал своею собственностью. На следующее утро, едва Короткое вышел из столовой и пришел на берег, его забрали в милицейский катер.
— Почему отказались выполнить работу, порученную представителем власти? — вприщур смотрели на Ефима глаза следователя.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!