По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Когда земля достаточно разрыхлена, что, между прочим, достигается также и при помощи бороны, приступают к посеву. Сеют из горсти, но сеют также и при помощи машин-сеялок, причем в обоих случаях получается рядовой посев.

Картина сеяния очень оригинальна. Это – целая процессия, которая медленно движется от одного края поля к другому. Впереди обыкновенно выступает подросток, который из всех своих сил тянет впряженного в соху (лэй, ли) осла, реже лошадь; эту соху ведет китаец, который проводит в рыхлой земле борозду глубиной в 10–15 см; за ним следуют еще два китайца: первый методически, привычным взмахом, рассыпает зерно по борозде, а второй эту борозду забрасывает землей из заранее для сего приготовленных куч; наконец, иногда шествие это замыкают грачи, которые безбоязненно, чуть ли не из-под ног китайцев, выхватывают свою добычу – червей и личинок. Когда сеют при помощи сеялки, то эта процессия сокращается всего лишь на одного члена, да и то не всегда, так как одному китайцу не легко управиться с забрасыванием землей трех борозд.

Виденные мною сеялки устроены были следующим образом. На распашке с тремя сошниками (в большинстве случаев роль последних играют заостренные колья), из коих средний посажен ниже и глубже других, утверждаются два ящика; больший из них, служащий магазином для зерна, располагается сзади и на половину своей высоты выше переднего; из него зерно пересыпается в маленький ящик, через небольшое круглое отверстие, перед которым на нити из стороны в сторону болтается шарик. Назначение этого шарика – распределять зерно поровну между тремя отверстиями, проделанными в дне маленького ящика; через эти-то отверстия, по трубочкам, и высыпается зерно в борозду тотчас позади сошника. Таким путем достигается правильный рядовой посев.

После посева не боронят, чтобы не смешать рядов, а только выравнивают землю при помощи катков. Затем пускают воду.

Все эти работы заканчиваются примерно к 15–18 апреля, смотря по абсолютной высоте места. В местностях, получающих воду круглый год, посев заканчивается гораздо раньше, и к половине апреля хлеба там уже зеленеют. Близ Гань-чжоу, где воды много, ее спускают на поля два раза, причем полют после каждого такого спуска, пользуясь мягкостью грунта.

В Принаньшанье возделывают: пшеницу озимую (сеют мало) и яровую, ячмень, обыкновенное просо (сяо-ми), итальянское просо (со), гаолян, рис, несколько сортов гороха (дао), бобы, картофель (только в окрестностях Гань-чжоу-фу и Лян-чжоу-фу), кунжут (Sesamum indicum, чжи-ма), люцерну (му-су), мак и, кажется, хлопчатник. Ячмень засевается почти исключительно двух сортов: остистый (да-ми) и голый (чэн-ко); пшеница, главным образом яровая безостая (хан-дами); она обладает способностью, преимущественно перед другими сортами, куститься, но требует сильного удобрения; поэтому, если она где-либо всходит густо, часть ее обязательно вырывают. Названные сорта пшеницы и ячменя не особенно чувствительны к холоду. Они высеваются на значительных высотах в горах и случается, что жать их приходится по снегу.

Это все, что я могу сообщить пока о сельском хозяйстве в Принаньшанье.

8 апреля мы покинули Гань-чжоу. Обогнув с юга город и пройдя здесь вброд правый рукав Хэй-хэ, мы вышли на колесную дорогу, ведущую к городку Нань-гу-чэн и монастырю Ма-ти-сы. Говорят, что из р. Хэй-хэ выведено в обе стороны 54 оросительные канавы. Очень возможно, так как арыков, переполненных мутной водой, мы встретили здесь действительно очень много; в некоторых из них вода выходила из берегов и грязными каскадами изливалась на дорогу, по которой и продолжала уже течь далее до встречи с первым поперечным арыком.

Окрестности Гань-чжоу в эту сторону густо заселены: хутора, поля и древесные насаждения тянутся почти без перерыва на протяжении целых двадцати километров, т. е. до селения Пин-фын-ча, расположенного на самом крайнем из арыков, выведенных из р. Хэй-хэ, и в то же время на рубеже лёссовой площади и каменистой степи с наметенными на нее горами сыпучих песков.

Лёсс Гань-чжоуского оазиса очень типичен, без следов какой-либо слоистости. Он не содержит также гальки и нередко образует совершенно вертикальные обрывы высотой в несколько метров; такие обрывы особенно многочисленны у укрепленного селения Сань-ши-ли-пу, и здесь, местами, дорога идет по глубоко врезанному в лёссовую почву тальвегу[162]. Мощности лёссового пласта определить мне не удалось, но я думаю, что он даже у помянутого селения не превышает в глубину 45–60 м. Отсюда же толщина пласта убывает постепенно на север и быстрые на юг, где из-под него, за селением Пин-фын-ча, и выступает подстилающий его рыхлый конгломерат.

В Пнн-фын-ча мы ночевали. Каменистая степь, которая расстилается к югу от этого селения, не вполне еще пробудилась от продолжительного зимнего сна, несмотря на то, что вот уже около месяца, как стояли очень теплые дни; но она уже стала пробуждаться, и признаков этого пробуждения было много, но только они еще не бросались в глаза: нужно было хорошо всмотреться, чтобы заметить фиалку (Viola sylvatica var. rupestris Rgl.), сиротливо приютившуюся под сенью прошлогодней полыни, или зеленый молодой побег в чиевой поросли; надо было поднять камень, чтобы найти под ним резвых жучков из рода Scleropatrum или Tentyria, и напряженно присматриваться к ярко освещенной полуденным солнцем поверхности какого-нибудь глинистого бугра, чтобы уловить быстрые движения красивой Cicindela tricolor, Adams (var.). Из птиц мы здесь встретили пустынных чеканов (Saxicola isabellina Cretzchm) и первые экземпляры Podoces humilis Hume.Об этой последней будет сказано несколько слов ниже.

Этой степью дорога шла около шести километров, потом, за безымянным саем, галька почти совсем исчезала, и перед нами развернулась песчано-глинистая равнина, поросшая лишь эфедрой и чием. Сперва почва имела красноватый оттенок, затем глина стала все более и более напоминать цветом лёсс и, наконец, километров за пять до селения Лян-чжо-чэна, перешла в этот последний. Отсюда до селения Лян-чу-чэна, на протяжении шести километров, местность получила волнистый характер; дорога шла и гору и, подымаясь с одной лессовой террасы на другую, достигла, наконец, наивысшей своей точки, откуда открылся чудный вид на глубокую долину р. Су-юй-хэ.

Оставив селение позади, миновав затем и красиво расположенную на полусклоне кумирню, мы спустились к реке, которая здесь еле-еле струилась: почти вся вода ее была уже разобрана на арыки и неслась теперь высоко над ее ложем. Вода бежит в гору! – вот впечатление, которое производят на наблюдателя подобного рода сооружения. И хотя в горной Бухаре я видел и более замечательные постройки – канавы-корыта, прилепленные к отвесной скале, но и здесь я не мог не полюбоваться крайне простыми, но оттого ничуть не менее удивительными творениями китайского простолюдина – арыками, выносящими воду на площадь, лежащую метров на девяносто выше речного уровня.