Аргентинец - Эльвира Барякина

На войне приходится спасаться либо геройством, либо любовью — только так можно отстоять свое моральное право на жизнь. Но военные подвиги в основном заключаются в убийстве других людей, так что выбор не особенно велик.

Мы хотим, чтобы нас ценили, понимали и верили в нашу исключительность. Мы счастливы, когда ощущаем такую поддержку, а без нее наоборот всё теряет смысл — в том числе жизнь как таковая. Схема любви похожа на греческую букву Λ, где каждая сторона удерживает другую от падения.

Так что, господа мудрецы, вы как хотите, а нам без любви нельзя.

Все утро стояла беспрерывная канонада: на станции жгли снаряды. В воздухе пахло гарью, пылали цистерны с нефтью.

В девять часов Шушунов отвез Софью Карловну к Гийомару — получать визу. Но вот уже наступил полдень, а они не возвращались. Клим слышал, как внизу тяжелой поступью ходит Матвей Львович.

— Кажется, ваша свекровь не вернется, — сказал он Нине. — Она либо сама померла по дороге, либо ее прикончили. Как вы полагаете, могло такое произойти?

— Откуда я знаю?! — резко ответила Нина.

— Надо было мне самому ехать…

Клим пытался представить, сколько охранников осталось в доме: водитель и Шушунов уехали, послали с ними еще кого-нибудь или нет?

Как быть, когда графиня привезет документы? Если бы Клим знал, что сегодня визы будут готовы, он выбрался бы из дома еще вчера ночью и подождал Нину и Софью Карловну в условленном месте. А теперь что? В лучших традициях Робина Гуда внезапно появиться и ограбить Матвея Львовича?

Клим мог убить, защищая и защищаясь. Но тут речь шла о том, чтобы вырвать чужой спасательный круг, чтобы выплыть самому, — пусть даже на кон был поставлен теоретически его паспорт.

Как-то оно сложится в ближайшее время — придется делать выбор… И у Клима были все шансы самому получить пулю: Матвей Львович и его казаки явно стесняться не будут.

— Час дня… — раздался голос снизу. — Что делать будем, Нина Васильевна? В порту сейчас смертоубийство, военные силой захватывают корабли и таких, как мы с вами, либо расстреливают, либо выкидывают за борт.

Нина не ответила. Движение, топот ног…

— Сударыня, идите вниз, — приказал кто-то чужой.

Клим напрягся.

— А, опять контрразведка пожаловала! — с деланой веселостью произнес Матвей Львович. — Чем могу служить?

Задвигались стулья.

— Слушай, Матвей, я в курсе, что ты сдал дела Комиссии, но я также знаю, что в январе ты получил векселя на предъявителя, которые были изъяты в харьковском банке…

— Ты о чем? — угрожающе начал Матвей Львович.

— Ты прекрасно знаешь о чем. Ты не поставил эти векселя на баланс: сделал вид, что их никогда не было. Так? И именно на них ты собрался безбедно жить в эмиграции… Только эти деньги принадлежат не тебе…

— А кому? Тебе?

— Я предлагаю сделку: ты избавишь меня от необходимости устраивать обыск в твоем доме, а взамен получаешь место на пароходе. Думаю, это выгодно для всех: у меня мало времени, а ты без моей помощи в любом случае пропадешь — с векселями или без.

Клим не разобрал ответа Матвея Львовича. Несколько минут он напряженно прислушивался, но внизу было тихо. Во дворе взревел мотор.

— Английская миссия! — вдруг закричала Нина, но ее крик тут же оборвался.

Позабыв об осторожности, Клим бросился вниз. В комнатах никого не было… Он выбежал на улицу: большая черная машина на полной скорости удалялась в сторону порта.

— Черт! Черт… — Вне себя Клим пнул створку ворот: по двору прокатился железный гул. Английская миссия — это на другой стороне бухты: к тому времени, когда он доберется туда пешком, пароход уже уйдет.

Другой автомобиль медленно поравнялся с воротами.

— Что вы тут делаете?! — воскликнула Софья Карловна. — Где Нина?

— Он увез ее! — в отчаянии крикнул Клим. — Только что! Они вас не дождались!

Графиня охнула. Шушунов с водителем переглянулись.

— Мы не могли сразу приехать, — растерялась Софья Карловна. — Нам пришлось ждать… Но я принесла вам документы…

Клим, не глядя, сунул паспорт в карман, схватился за дверцу:

— Шушунов, отвезите меня к английской миссии!

Тот вытащил кисет и, не торопясь, принялся сворачивать цигарку:

— Сколько дашь?

У Клима не было ни копейки: молодчики, работавшие на контрразведку, первым делом вывернули его карманы.

— Мне нужно попасть к англичанам!

Шушунов прикурил:

— Не пойдет.

Софья Карловна вздохнула, покачала головой и вынула из кармана пять франков:

— Запомните, Клим, у человека из общества всегда должны быть деньги на проезд. Иначе он рискует оказаться в крайне неприятном положении. Садитесь в машину!

Вот уже несколько дней все сотрудники английской миссии предавались невиданному по масштабам вандализму.

Пятьсот галлонов рома вылить в море.

Покидать в воду артиллерийские затворы.

Танкисты утюжили новые аэропланы — сорок штук, еще в фабричной упаковке. Потом сами танки с включенными двигателями были отправлены в залив.

Все пытались казаться спокойными, но это плохо удавалось. На набережной росли горы винтовок, ранцев, седел, упряжи… Шотландские стрелки поливали их керосином и поджигали. Море перед пристанью было покрыто плавающими обломками; иногда между волнами показывались спины мертвецов.

Склады, находящиеся в черте города, отдали на разграбление, но о том, чтобы пустить русских на территорию миссии, не могло быть и речи. Самим иностранцам тоже нельзя было появляться за ограждением — их тут же осаждали с просьбами об эвакуации. Два дня назад Эдди Мосса отправили на вокзал с пакетом к генералу Кутепову, но как только он выбрался из автомобиля, к нему кинулись женщины с маленькими детьми. Они совали ему вопящих младенцев и кричали: «Pozhaluista! Pozhaluista!», как будто он мог хоть что-то сделать для них. Одна упала на колени и схватила Эдди за руку, стараясь поцеловать ее. Он оттолкнул ее, чувствуя себя убийцей.

Переводчик в штабе Кутепова объяснил Эдди, что вышел новый приказ: теперь следовало вывозить только военных, которые смогут продолжить борьбу с большевиками в Крыму. Английскому командованию была передана просьба помочь с эвакуацией.

Англичане торопливо грузились на ощетинившийся пушками «Ганновер». Стучали армейские ботинки, скрипели колеса, взбитая цементная пыль ложилась на искаженные потные лица.