📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгФэнтезиКолдуны и министры - Юлия Латынина

Колдуны и министры - Юлия Латынина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 118 119 120 121 122 123 124 125 126 ... 142
Перейти на страницу:

Все амбары под столицей опустели; избы свезли в зимний город, и некоторые из военачальников обзавелись пятью-шестью избами, которые, впрочем, то и дело меняли хозяев, проигранные в карты. Люди Ханалая гостили в дальних селах, и после их гостевания из окошек глядели мертвые мужики. Женщин люди Ханалая убивали редко, а чаще брали в лагерь и держали у себя на постели. Дальние села опустели, жители побежали в леса или маленькие городки, и в этих городках оборонялись от Ханалая.

В это время все городки вокруг столицы разделились на дружеские и враждебные Ханалаю, а различие между ними было вот какое: дружеские городки были те, которые присылали деньги для содержания армии, а враждебные городки были те, которые платили дань, чтобы избежать разграбления.

Жители ойкумены замечательно обучились летать. Летали и перелетали из столицы к Ханалаю и обратно. В стычках бились брат с братом и отец с сыном. Брат бился с братом вот отчего: в этот год держали много семейных советов, и старые женщины посылали одного брата в один лагерь, а другого – в другой. И если один из братьев попадался в плен к противнику, другой брат приходил, скажем, к Ханалаю и говорил:

– Господин министр! Мой брат – ваш пленник. Освободите же его: он станет вашим дружинником, а я – вашим рабом. Или казните меня вместе с ним, ибо я не прощу его смерти.

И Ханалай освобождал брата. Словом, если бы в этот год брат не бился с братом и дядя – с племянником, мертвецов было бы гораздо больше.

В провинциях между тем наместники выясняли отношения с араванами. Те, кто кончили со своими домашними делами, обратили взоры к столице и вели себя по-разному. Одни по-прежнему тянули к столице. Трое послали Ханалаю хлебные обозы и предложения союза. Но большинство ждало, кому достанется столица и собирало собственные войска, полагая, что победитель с большим уважением отнесется к тем, кто может постоять за себя.

Но, как уже выше было сказано, во многих провинциях объявились новые чиноначальники, из разбойников или простолюдинов. Таким людям Ханалай и Арфарра наперебой давали чины и звания, и в это время любая деревенщина могла за год стать чиновником девятого ранга. Эти простолюдины охотно получали чины и заключали с Ханалаем и Арфаррой договоры, обещаясь во всем помогать союзнику, если, как бесхитростно гласило дополнительное условие, «господин союзник будет в силах меня к тому принудить».

В этом году у многих детей в ойкумене были седые волосы.

* * *

Ханалай, следуя указаниям своего пророка и Айцара, признал право собственности священным и неотъемлемым, но вслед за этим, из-за военных тягот, был вынужден ввести такие налоги, что было б правильней их назвать конфискациями.

Богачи в его совете раскудахтались, и Ханалаю показалось нужным арестовать их для предотващения измены. А вскоре ему пришлось издать указ, что тот, кто не пожертвует своим священным и неотъемлемым имуществом для борьбы с врагами государства, подлежит казни.

Так что и Ханалай и Арфарра одинаково нуждались в деньгах, но разрешили свою нужду по-разному, – Ханалай взял зажиточных людей и стал выжимать их, как губку, а Арфарра распродал зажиточным людям все государственные земли, – и они теперь держались за Арфарру когтями и зубами, опасаясь, что при победе Ханалая земли отберут обратно в казну.

И вот, по мере того, как чиновники и воры перебегали к Ханалаю, степенные люди из цехов и лавок сплачивались вокруг Арфарры. Словно им и дела не было, что позапрошлым летом одно его имя вызвало бунт!

Теперь, наоборот, люди достаточные полагали, что Ханалаева шушера, ворвавшись в город, учинит резню и грабеж, а потом, чего доброго, разбежится.

Запасов продовольствия в осажденной столице могло хватить года на два-три. Те склады, что могли достаться Ханалаю, Арфарра успел сжечь. Рынки, однако, были почти закрыты. Рис отпускали со складов степенным людям и начальникам цехов, а те продавали зерно по справедливым ценам.

Господин Нан, несомненно, помер бы со смеху при слове «справедливая цена» – это в осажденном-то городе!

И тем не менее это было так. Гм… Почти так.

Чиновников, воров и бездельников в городе было мало, а были большею частью лавочники и ремесленники, издавна организованные в цеха и крепко державшиеся за свое имущество. И те же самые механизмы солидарности внутри малой группы, которые год назад толкнули степенного человека, несмотря на его любовь к покою, на восстание, теперь вынуждали каждого степенного человека не пользоваться черным рынком и не торговать на нем, несмотря на его любовь к прибыли и вкусной жизни.

Люди сами организовывали комитеты, сами наблюдали и сами доносили: и горе было тому, на кого общественное мнение указало как на спекулянта или контрабандиста.

Из-за всесилия этих комитетов, и бегства чиновников, обязанности последних волей-неволей взял на себя Городской Совет. Арфарра часто совещался с его депутатами, – он научился этому искусству еще четверть века назад, в свободном городе Ламассе, – и опять-таки те самые механизмы внутренней солидарности цехов и граждан, которые даже при Нане работали против государства, теперь работали на Арфарру.

И, с одной стороны, горожане беспрекословно слушали Арфарру, так что это был лишь по видимости совет, а по сущности – единовластие. А, с другой стороны, взяв в руки власть, суд и налоги, горожане вряд ли бы так просто отдали все это обратно. И трудно было сказать, чем кончится борьба между Ханалаем и столицей, однако ясно было, что если она кончится победой столицы, то это будет совсем не тот Небесный Город, что прежде, и населен он будет не лавочниками, а гражданами.

И что новый Добрый Совет уже не устроит такого бардака, как прежний, и не допустит в Залу Пятидесяти Полей ни сумасшедшего Лахута, ни Киссура.

А Арфарра владел сердцами этих граждан так же безраздельно, как Киссур – сердцами своих конников.

* * *

В третий день после весеннего праздника, перед рассветом, Киссур выехал проверять посты и увидел, что под стеною его дворца сидит с узлом какой-то человек. Всадники спешились и подняли человека. Они увидели, что это старуха-нищенка и что она от страха сделала под себя кучку. Киссур спросил:

– Ты что здесь делаешь в такое время?

– Ах, сыночек, – отвечала старуха-нищенка, – три дня назад у меня умер сын, и когда мне стало нечего есть, я решила отнести вот эти вещи на рынок. Я проснулась ночью, так как у меня подвело живот от голода, и решила, что уже рассвет, потому что утром у меня куриная слепота, и я не могу отличить рассвета от ночи. Я взяла узел и пошла, а когда я поняла, что еще ночь, я села под эту стену и заплакала.

Киссуру стало жалко старуху. Он спросил, что она умеет делать, и услышал в ответ, что она умеет стряпать и гадать. Он велел одному из дружинников взять ее и отвести на кухню. Неделю старуха жила при кухне, и многие приходили к ней гадать.

* * *

Вот минуло несколько дней, и старуха пошла в город продать старые тряпки. У самых ворот она увидала здоровенного парня, с ягодицами, похожими на два круга бобового сыра, и с большим мечом с рукоятью цвета баклажана. Стараха прошла мимо парня, а тот вдруг зацепил ее и спросил:

1 ... 118 119 120 121 122 123 124 125 126 ... 142
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?