Спутники Волкодава - Павел Молитвин

— Гани, расскажи мне о рисунках в пещере Невест, — попросила Узитави тихо и, не глядя на вождя, добавила: — Ты когда-то говорил, что там изображена страна, лежащая на севере, неподалеку от морского побережья. Ты говорил, что люди там поклонялись другим богам. Наверно, это были милостивые боги: люди, нарисованные на стенах и потолке пещеры, производят впечатление счастливых и довольных жизнью.

Гани качнул головой и устремил на девушку холодный изучающий взгляд, которого все в племени панически боялись. Не потому, что вождь был жесток, вовсе нет, порой он бывал даже чересчур мягок. Но все знали: если Гани смотрит вот так — устремив взор в самое нутро человека, — значит, прочитал его мысли, и одобрения они не заслуживают, о чем вождь и не преминет во всеуслышание заявить.

— Страна эта, говорят, исчезла с лица земли, и произойти это могло лишь по воле Наама. Может, и поклонялись тамошние жители милосердным богам, но те их не защитили, от погибели не уберегли. Да и не к лицу тебе, Супруге Наама, про других богов спрашивать и думать.

Девушка кивнула. Все это она уже слышала, но ведь и Наам не защитил мибу ни от пепонго, ни от великой суши. Он не пришел на ее многократно повторенный зов, и если уж не снисходит до своей Супруги, то чего хорошего могут ожидать от него все остальные?

— Ты говорил, что когда-то хотел сходить и посмотреть на руины, оставшиеся от исчезнувшей страны, увидеть долину Каменных Богов.

— Да, мне казалось, что рисунки Расписной пещеры манят меня на север. Но я так и не собрался в путь. Сначала попал в плен к пепонго, а потом мне доверен был головной убор вождя.

— Наверно, тебе не так уж нужно было идти на север. Все считают, что ты хороший вождь. А я плохая Супруга Нааму. Но рисунки зовут меня точно так же, как звали тебя. И потому я не намерена идти с тобой в святилище. Мы с Тагом проводим тебя до Ущелья гудящего ветра и пойдем дальше. — Узитави выжидающе посмотрела на вождя и на всякий случай добавила: — Я чувствую зов Наама. С тех пор как я провела несколько дней и ночей в Невестиной пещере, меня преследует желание воочию увидеть места, изображенные на ее стенах. Пришло время отправиться в путь.

— Пришло время… — эхом отозвался Гани. — Ну что ж, ты Супруга Всевидящего и Всемогущего, и лишь он может указывать тебе, чего ты должна и чего не должна делать.

Гани не верил в зов Наама. Однако он видел мечущихся в лихорадке Невест и полагал, что изображенные на стенах пещеры картины должны были прочно войти в их сознание, переплестись с реальностью и оставить неизгладимое впечатление. Года два назад Узитави уже заговаривала с ним о походе в долину Каменных Богов, и слова ее подтвердили его предположение. В тот раз он не отпустил ее, но сейчас она его вряд ли послушает.

Вождь окинул взглядом сильную, ладную фигуру семнадцатилетней девушки, которую не портили даже три старых шрама на правой груди — памятка, оставленная ей серебристой пантерой, схватиться с которой отважится не всякий воин. Да, она может постоять за себя, а пользы от нее племени, прямо скажем, не больно-то много. Разумеется, она в этом не виновата, но, быть может, поход на север и в самом деле даст добрые плоды? Во всяком случае, вернувшись, она сможет рассказать им о новых землях, а любое знание чего-то да стоит…

— Пора двигаться дальше. Зови Тага, и так уж мы тут засиделись. — Вождь поднялся на ноги, взвалил на спину корзину с жертвенным поросенком, которого должен был, собираясь обратиться к Нааму, тащить в святилище самолично и, выступив из тени, прищурился от жгучих лучей беспощадного солнца, разошедшегося явно не по сезону.

«Морская дева», преодолев две трети расстояния до Мономатаны, стремительно приближалась к цели путешествия, чего нельзя было сказать о Вивилане. Она видела Хриса каждый день, они обедали за одним столом, но дальше этого дело не шло. Странник старательно избегал оставаться наедине с девушкой, и холодновато-уважительное отношение к ней, хотя и свидетельствовало о том, что он считает ее достаточно взрослой, чтобы самой распоряжаться своей судьбой, скорее огорчало, чем радовало Вивилану. Будучи прекрасным рассказчиком, он больше не забавлял ее занимательными историями о своих путешествиях, не подшучивал над ней, как прежде, не приглашал сыграть в «пестрые камешки» или «трик-трак». Девушка терялась в догадках: вызвана ли эта перемена неодобрением ее бегства из дома, которое, казалось бы, должно было льстить его самолюбию, являлась ли естественным следствием признания ее взрослой девицей на выданье или превратно понимаемым долгом перед Верцелом.

Из-за духоты и тесноты в каютах купцы обедали обычно на палубе, под натянутым от солнца и дождя тентом, и Вивилана прилагала массу усилий к тому, чтобы производить на мужчин неотразимое впечатление. В тот день, когда девушка объявилась на судне, Хрис обратился к своим товаришам-купцам с просьбой продать ему некоторое количество тканей, которые они везли в Аскул, дабы дочь Верцела могла изготовить себе соответствующие ее положению одеяния. Приятно пораженные столь внезапным появлением среди них очаровательной девушки, торговцы в один голос заявили, что решительно отказываются продавать что-либо, но почтут за честь услужить прекрасной спутнице и просят ее выбрать из их товаров все, что ей надобно, дабы чувствовать себя на «Морской деве» уютно. Поскольку половине присутствующих на судне купцов случалось бывать в доме Верцела и по делам, и в гостях, девушка восприняла их слова как должное и без церемоний воспользовалась любезным предложением. Мастерски владея иголкой, ниткой и ножницами, она сделала все, чтобы порадовать взоры попутчиков и укрепить за собой славу сумасбродной девицы, сбежавшей из дома, дабы поглядеть мир.

Купцы, безусловно, догадывались, что повидать мир Вивилана желала, непременно шагая по нему рука об руку с Хрисом, однако вида не показывали. Всякий раз шумно и восторженно приветствуя ее появление на палубе в новом или искусно переделанном старом наряде, они не скупились на похвалы, и каждый уже неоднократно предлагал ей руку и сердце. Предложения, разумеется, делались в шутку, но во взглядах мужчин Вивилана легко читала нечто такое, что красноречивее всяких слов говорило: подай она кому-нибудь из них надежду — и избранник расшибется в лепешку, лишь бы назвать ее своей супругой. Удивляться тут было нечему — женатые купцы редко пускались в подобного рода путешествия, и собравшиеся на «Деве» торговцы могли только мечтать о такой хорошенькой, смелой и разумной спутнице жизни.

Хрис выражал свое восхищение Вивиланой более сдержанно, чем его товарищи, руку и сердце не предлагал даже в шутку, хотя девушка и рада была бы поймать его на слове. Совсем по-другому представляла она себе свою жизнь на корабле, и, когда впечатления от пребывания на бороздящем морские просторы судне в окружении множества полузнакомых и вовсе не знакомых, глаз с нее не сводящих мужчин потеряли новизну, Вивилана начала ощущать щемящую тоску по дому, и в душу ее проникли сожаления о содеянном. Если бы Хрис вел себя иначе, она бы сделала его счастливейшим из смертных, но он уделял больше внимания чернокожей хромоножке, чем прекрасной дочери Верцела!