Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона - Томас Майн Рид

Покончив с первой палкой, которая была не длиннее тридцати футов, малаец не стал даже спускаться, чтобы взять вторую: Муртах протянул ему ее прямо с земли. Сэлу соединил обе палки, наложив их концы один на другой и прочно связав лианой.

Через каких-нибудь двадцать минут отважный древолаз был уже на десять — двенадцать футов выше первых ветвей дуриана — так высоко, что у смотревших на него снизу товарищей кружилась голова. В самом деле, вид хрупкой человеческой фигурки на высоте шестидесяти — семидесяти футов от земли представлял странное и несколько жуткое зрелище. На таком расстоянии она казалась не больше ребенка или карлика; и страх наблюдавших за нею людей усугублялся еще тем, что они не могли быть вполне уверены в надежности лестницы, на верхней ступеньке которой стоял Сэлу. Им все время так и казалось, что вот-вот одна из тонких перекладинок обломится и к их ногам упадет тело изуродованного товарища.

Вся эта сцена очень напоминала столь частую в промышленных городах картину: каменщик взбирается на огромную фабричную трубу, пострадавшую от грозы или взрыва; а вокруг толпа сбежавшихся отовсюду людей, которые не могут оторвать взгляда от смельчака, восхищаясь его отвагой и дрожа за его судьбу.

Точно такое же чувство испытывали и собравшиеся под дурианом спутники Сэлу.

Как уже было сказано, малаец поднялся на десять — двенадцать футов над первыми ветвями дуриана и, продолжая вбивать колышки и удлинять вертикальную бамбуковую палку, взбирался все выше и выше. Но вдруг наблюдавшие за каждым его движением люди увидели, что он внезапно прервал работу, и до их слуха донеслось его негромкое, но, как им показалось, тревожное восклицание.

Все инстинктивно отбежали от дерева, боясь, как бы малаец не рухнул им на головы.

Но нет! Сэлу продолжал все так же твердо и уверенно стоять на последней вбитой ступеньке. В одной руке у него был топор, а другой он держался за вертикальную палку, служившую перилами. Он не кричал и не взывал о помощи, и все ясно видели, что взгляд его обращен не к ним, а устремлен вверх; он рассматривал что-то у себя над головой, и это «что-то» находилось, видимо, не среди ветвей дуриана, а на стволе. В наступившей вслед за возгласом тишине спутники Сэлу явственно расслышали какой-то свистящий звук, очень похожий на гусиное шипенье, издаваемое этой птицей, когда ее встревожит приход на птичий двор постороннего человека. Судя по тому, что странный звук был слышен на столь большом расстоянии, можно было заключить, что голос принадлежал отнюдь не столь безобидному существу, как гусь.

— Змея! — вырвалось у Муртаха.

То же самое подумали и капитан с детьми. Никто из них не мог представить себе, чтобы подобные свистящие звуки могло издавать какое-нибудь другое животное, кроме змеи.

— В чем дело, Сэлу? — крикнул капитан. — Что-нибудь опасное?

— Нет нисего опасный! Маленький удася! — послышался веселый голос малайца.

Все облегченно вздохнули.

— Какая удача? — удивился, недоумевая, Редвуд, что за счастье могло вдруг улыбнуться им с такой высоты.

— Сколо увидим, — ответил Сэлу.

Достав из-за пояса колышек, он спокойно принялся вбивать его в дерево. И все время, пока он его вколачивал, до слуха стоявших внизу людей в промежутках между ударами топора доносились странные свистящие звуки, которые вполне можно было принять за шипенье змеи, если бы они время от времени не прерывались каким-то хриплым карканьем, исходившим, очевидно, из горла того же самого существа. А продолжая внимательно следить за работой малайца, все заметили вскоре, что примерно в одном футе над его головой движется что-то живое. Это «что-то» имело белесоватый цвет и очень походило на заостренный бамбуковый колышек, вбиваемый малайцем. «Оно», это загадочное существо, то исчезало, то вновь появлялось и находилось, видимо, внутри дерева, в дупле, лишь время от времени высовываясь наружу. Теперь уже для всех стало ясно, что шипенье и карканье принадлежат именно этому существу, кем бы оно ни было: зверем, птицей или пресмыкающимся.

— Что это такое? — крикнул малайцу капитан, который сразу успокоился и теперь испытывал одно любопытство.

— Птица! Больсой птица! — ответил Сэлу.

— Птица? Какая птица?

— Носолог. Сталый самка. Он сидит на яйце. Улететь не может. Самец замазал гнездо глязью.

— А-а-а! Это птица-носорог! — повторил капитан в пояснение окружающим.

Вглядевшись пристальнее в то место, откуда выскакивал длинный с белым концом клюв птицы, все действительно заметили на стволе дерева неправильной формы грязноватое пятно. Но разглядеть его как следует им так и не пришлось. Сэлу, успевший приладить бамбуковый колышек, начал острием топора быстро скалывать засохшую грязь, куски ее так и летели к подножию дуриана.

Очень скоро в замурованном месте образовалось отверстие, вполне достаточное, чтобы свободно просунуть в него руку, что малаец и сделал, запустив ее туда по самый локоть. Крепко ухватив птицу за шею, он вытащил ее из гнезда. Носорог шипел, свистел, хрипел, каркал и судорожно бился в руках малайца, хлопая большими крыльями, как индюк, которому внезапно быстрым ударом отсекли голову.

Однако Сэлу быстро положил всему конец, свернув птице шею.

Потом он бросил носорога к ногам своих спутников, а сам еще раз засунул руку в гнездо, видимо надеясь найти там яйца. Но вместо яиц в гнезде оказался маленький и совершенно голый птенчик. В противоположность «скороспелым» цыплятам большеногов, его желтовато-зеленое тельце не прикрывал даже пушок. Птенчик носорога был тут же отправлен вслед за матерью, а потом, гораздо более безопасным способом, начал спускаться и сам Сэлу, решив отложить постройку лестницы до завтра, а может быть, и на более длительный срок, потому что надобность в дурианах отпала — по крайней мере, на этот день.

Старая самка птицы-носорога, просидевшая к тому же столько времени в замурованном гнезде, не могла, конечно, считаться лакомым кусочком, однако наши герои рады были даже этому скромному пополнению своего вконец истощившегося запаса провизии. Темнокожий лоцман тотчас же принялся ощипывать птицу, а Муртах стал разводить костер.

И вот, пока они были заняты хозяйством, Генри, восхищенный сообразительностью и ловкостью малайца, задумал и сам попробовать взобраться на построенную Сэлу бамбуковую лестницу. Это намерение было вызвано не столько желанием взобраться на дерево, сколько свойственной всем мальчикам его лет страстью обшаривать птичьи гнезда. Ему казалось, что Сэлу недостаточно внимательно осмотрел гнездо и в нем остались еще птенчики или яйца. Генри был плохим натуралистом, иначе он должен бы знать то, чему давным-давно научил малайца жизненный опыт, а именно: что самка носорога кладет всего-навсего одно яйцо и что, следовательно, у нее не может вывестись более одного птенца. Как бы там ни было, но мальчик решил осмотреть гнездо.