Маргарет Тэтчер - Жан Луи Тьерио

Однако совершенно ясно и то, что Маргарет не чувствовала себя в парламенте комфортно. Он был слишком старомоден, там царил дух клуба для избранных и было слишком много шутников, а ей это не нравилось, так как она любила только «высокий стиль», как говорили в XVII веке, и была настроена серьезно. Депутаты-консерваторы любили юмор, сдержанность в высказываниях и виски. Даже для очень важных голосований они с трудом позволяли вытащить себя из клуба, особенно если ради этого надо было прервать партию в вист. К тому же голос Маргарет плохо сочетался с эхом большого зала палаты общин. Если в разговоре с глазу на глаз она могла в свое удовольствие отчитывать несчастного собеседника, которому только и оставалось, что вжиматься в кресло, то в палате общин ее голос надсаживался, обретал хрипотцу, в нем появлялись поучительные нотки, что придавало ее репликам почти истерический оттенок, ничуть не соответствовавший реальности. Несмотря на это неблагоприятное обстоятельство, она дважды в неделю, по вторникам и четвергам, покорялась необходимости отвечать на вопросы депутатов. Часто это превращалось в некое подобие побоища, из которого Маргарет необязательно выходила победительницей. Но она никогда не соглашалась по совету спикера палаты или главного парламентского партийного организатора сократить количество этих вопросов. Ответить на них было для нее делом чести, квинтэссенцией английского парламентаризма, на которую ни в коем случае нельзя было покуситься. Кстати, она этим очень гордилась и не скрывала своей гордости. «Ни один глава правительства в мире не сталкивается регулярно с таким регулярным прессингом, не имея никаких способов ему противиться». Чтобы показать, насколько она владеет искусством изучать досье, Маргарет чаще всего отвечала на вопросы лично, не давая слова своим министрам. Зато на заседаниях она старалась избегать больших дискуссий на общеполитические темы и доверяла «эти упражнения» членам кабинета, считая, что в этой сфере особыми успехами не отличается. Но это и всё. Она постоянно испытывала ощутимое давление со стороны парламента, несмотря на большие усилия ее парламентских секретарей как-то оградить ее от этого давления. Разумеется, количество законов, принятых после внесения законопроектов рядовыми членами парламента, в период правления Маргарет постоянно уменьшалось и в среднем сократилось на 18 процентов по сравнению с 1970–1980-ми годами. Но это не слишком много значило. Маргарет иногда бывала «бита» перед лицом парламента, где, напомним, голосование в соответствии с линией партии требовалось только в тех случаях, когда главный партийный организатор рассылал депутатам вызовы на заседание, в которых один из вопросов повестки дня был подчеркнут тремя красными линиями и именно по нему надо было проголосовать так, как рекомендовала партия под угрозой административного взыскания, но это происходило редко. Маргарет проиграла по вопросу о восстановлении смертной казни. Затем она проиграла и по вопросу об увеличении пособий депутатам. С огромным трудом она добилась принятия закона об уничтожении сообществ крупных агломераций и Совета Большого Лондона, который был принят большинством всего лишь в 37 голосов. В процессе принятия вотума недоверия по поводу «дела Уэстленда», в связи с которым Маргарет почти «схватили за руку», как вора, залезшего в чужой карман или в сумку, она рисковала всё потерять, потому что ее могли «свергнуть», как свергают монархов. Многие депутаты-консерваторы уже были к этому готовы. И только бесцветная, посредственная речь Нейла Киннока ее и спасла. Маргарет также не удалось в 1980 году воспрепятствовать трансляции по телевидению заседаний в палате общин. Это был ее личный проигрыш, поскольку она знала, что отношения с телевидением у нее складываются не лучшим образом. Кстати, речь Джеффри Хау, произнесенная в парламенте по поводу его отставки, транслировалась по телевидению, и это выступление породило множество слухов, способствовавших «падению» Маргарет в 1990 году.

С палатой лордов дела у Маргарет обстояли еще хуже. Лорды, свободные от предрассудков, предвзятости и духа партийной солидарности, не раз наносили ей оскорбления, не говоря уже о мелких уколах, и это свидетельство того, что она отнюдь не была любимицей высшего класса. Более двухсот раз к ней обращались с настоятельной просьбой еще и еще раз перечитать представленные ею от имени правительства законопроекты и документы и всё проверить. Так что смело можно утверждать, что парламент сохранял все свои прерогативы, и на протяжении всех трех сроков правления Маргарет трудно усмотреть признаки ослабления его влияния. И говорить об «избирательной диктатуре», как делают некоторые обозреватели, — это чистое злословие.

Отношения Маргарет Тэтчер и королевы были объектом пристального внимания, домыслов и спекуляций. По слухам, эти две дамы ненавидели друг друга, ревновали всех и вся друг к другу и находились в состоянии борьбы. Флит-стрит полнилась слухами, пересудами, сплетнями, ложными признаниями, якобы доверенными под большим секретом и не поддающимися проверке. Тема эта представляла собой золотую жилу, тем более в стране, где королевское семейство всегда было в центре внимания таблоидов. А тут такое: две женщины во главе королевства, стоящие друг против друга! Какой праздник для любителей острых словечек и язвительной критики! Однако сказать что-то конкретное по этому поводу сложно, так как с обеих сторон тайны были сохранены.

Как к парламенту, так и к монархии Маргарет инстинктивно питала глубокое почтение. Она считала, что монархия — это одна из драгоценностей в сокровищнице королевства. Когда в 1990 году она предложила увеличить выплаты королеве по цивильному листу, то сделала это в выражениях, напрочь лишенных двусмысленности: «Огромное число людей видят в королевском семействе главное сокровище Соединенного Королевства <…>. Это символ патриотизма, почтения, преданности и уважения». Итак, преданность Маргарет Короне не вызывает никаких сомнений. Можно задаваться вопросами лишь по поводу личных отношений двух женщин.

Перед королевой, восседающей на престоле с 1952 года, прошла вереница премьер-министров. Она считала делом чести не комментировать действия ни одного из них. Она царит, но не правит (или правит, но не управляет)! Ее роль состоит в том, чтобы быть олицетворением всей нации, и это главное. Все должны узнавать в ней себя: от скромного шахтера из Йоркшира до знатных владельцев Белтон-хауса или Блекхеймского дворца. Вот почему она не может себе позволить спускаться на арену политической борьбы, быть королевой одной части Англии, выступающей против другой.

Молчание — ее единственная сила, она должна быть над партиями. К тому же королева, будучи «государыней старой школы», умеет хранить тайны, ибо для нее существует настоящий культ тайны. В поведении королевы нет ничего общего с аудиовизуальными шалостями какой-нибудь леди Ди, ведшей себя как телезвезда, если не сказать хуже. Нет, королева никогда ничего не скажет. Ее окружение тоже будет хранить гробовое молчание. Нет, с этой стороны ничего не вытащишь!

Маргарет Тэтчер разделяла любовь к сохранению тайны. В мемуарах отношениям с Ее Величеством она посвятила от силы дюжину строк, преисполненных почтительности и уважения. Даже Бернард Ингем, всегда готовый организовать утечку информации, останется нем как рыба по этому вопросу. Так что и с этой стороны надеяться не на что.