Князь оборотней - Илона Волынская

— И тут Илбис поспел, однако! — почти восхищенно прошептал стоящий рядом с Хадамахой Донгар, невольно поглаживая дорожный мешок, где прятался идол.

В Зеркале Огня женщина на троне решительно взмахнула рукой:

— Я, Снежная Королева, повелительница Сивира и главная жрица Храма…

На этих словах восседающие по обе стороны от Королевы верховные дружно повернули к ней головы.

— Повелеваю! Властью, данной мне Храмом и Огнем…

— Меня даже не вспомнила! — плаксиво возмутилась Уот.

— …Считать названные племена поистине зверских, а также птичьих и рыбных пособников черного шамана лишенными защиты Храма и Огня во все Дни и Ночи! Числить их зверьми лесными либо, хуже даже, черными авахи и уничтожать безжалостно, лишая всего имущества, вплоть до лохматых их шкур! Для чего приказываю пяти сотням храмовой стражи под началом жрицы направиться в места, где зверовидные твари в животной злобе своей уничтожили Буровую со жрецами и селение истинных людей Рыжим подземным огнем, а прожаренных в нем людей — пожрали!

Из разряженной толпы у трона послышались вздохи ужаса.

— Да изольется на виновных Пламенный гнев Храма! — с чувством закончила Королева.

— Ой! — смутилась Аякчан. — Кажется… Это я вам прошлое показала! Как это меня занесло…

— Ничего! — сквозь зубы рыкнул Хадамаха. — Очень… познавательно получилось.

Аякчан снова коснулась Огненного зеркала.

Изображение изменилось — в Пламени засветилась улочка неизвестного ледяного города. Судя по убранству — не Столица, но и не маленький городок. Разъяренные горожане столпились вокруг мужика — здоровенного, волосатого, сутулого и впрямь чем-то смахивающего на вставшего на дыбы медведя. Мужик вжался в стену и затравленно зыркал на своих мучителей из-под низко нависающих бровей.

— Вот он! Попался, Мапа! Человеком прикидывался! — орала толпа, в руках у некоторых уже были палки. — А ну покажи свою истинную морду!

— Не Мапа я… — хрипло пробубнил мужик. — Человек, сосед ваш…

— Как же не Мапа, десять храмовых рублей мне одолжил, а теперь отдать требует — на такую жестокость только зверь и способен! — провизжал какой-то толстяк. — Бейте нижнемирское отродье, люди!

В воздухе просвистел первый камень и ударил мужика в щеку — потекла кровь…

И снова изображение изменилось — худенькая девушка быстрым шагом, почти бегом мчалась по проулку. Упрямо наклоняла голову, не позволяя заглянуть себе в лицо, отворачивалась от нагоняющего ее хмельного парня.

— Погоди ты, куда бежишь? Давай в харчевню сходим, я тебе чарку араки куплю… Не пьешь араку? Ну я выпью, а ты рядом посидишь, поулыбаешься… Чего не улыбаешься, когда тебе охотник внимание оказывает? — взревел он, с пьяной настойчивостью перегораживая девушке дорогу и хватая ее за плечи. — Прям будто у тебя кровь рыбья! — И вдруг лицо его озарилось хищной радостью. — Да ты не из этих ли, людей-рыб? Не может быть, чтобы нормальная человеческая девушка на такого красавца, как я, даже не глянула! Рыба и есть! А с вами, рыбами, нынче что угодно делать можно, и ничего за то не будет! — И он с силой впечатал отчаянно закричавшую девчонку в стену.

Аякчан ненавидяще зашипела сквозь зубы, Хакмар бросил руку на меч… но лицо его отражало полную беспомощность.

Изображение в Пламени снова скакнуло… Выжженный поселок. От окружавшей его снеговой стены осталась лишь громадная лужа. От полусожженной сторожевой вышки — пеньки обугленных опор. Сзади расстилалось пепелище. Почерневшие бревна торчали, как сломанные зубы, и курился над мертвым селением дым, оседая жирными липкими хлопьями золы.

— Это… это был наш город! — всхлипнула за спиной у Хадамахи Эльга. — Наш… поселок. Вот там был папин дом! — показала она. Картинка в Огне сместилась, продемонстрировав темную лужу в центре поселка, где еще недавно стоял единственный ледяной дом. Потом изображение снова метнулось, будто в панике — из уцелевшего подлеска вокруг пепелища стали выходить храмовые стражники.

— Сколько же их! — в ужасе выдохнула Белоперая.

— Ты же слышала — пять сотен, — сквозь стиснутые зубы процедила Золотая. — А у нас вместе и сотни бойцов не наберется, остальные все малыши и дети!

Храмовое войско все тянулось и тянулось: воины, нарты с копьями, уложенными, как вязанки хвороста, нарты с провиантом, на передних гордо восседала бойкая повариха. Мелькнул синий блик — и толстенькая, похожая на летающий пенек, жрица пронеслась над войском, что-то одобрительно покрикивая.

— Можно было и догадаться… Толстая жрица, которой духи не нравятся. Синяптук! — не хуже тигрицы рыкнула Аякчан. — А я-то надеялась, что ее после побега Хакмара сестрички-жрицы просто прикончат! Так нет же — такое ни в воде не тонет, ни с неба не падает.

Толстуха-жрица приземлилась у полусгоревших воротных столбов. Поглядела на пепелище, удовлетворенно кивнула. От обоза сорвались двое храмовых стражников — между ними болталось и дергалось, точно надеялось удрать, резное деревянное кресло. Стражники забежали сзади, подставили кресло, и жрица торжественно водрузила на него свой зад.

— Лазутчиков поймали, госпожа жрица! — бойко отрапортовал стражник. — Зверье, а прятаться вовсе не умеют — дозорные их враз скрутили!

— Мы не прятались! Мы к вам шли, госпожа жрица! — раздались пронзительные крики. Кричащих видно не было, их скрывал край Огненного зеркала.

— Что ж… послушаем, что будут выть эти черношаманские пособники, — величественно обронила Синяптук.

Обтянутая синей кожей храмовой куртки спина на миг прикрыла обзор в зеркале. Спина качнулась в сторону — и к ногам жрицы Синяптук были брошены двое. Со спутанными ногами. Стянутыми за спиной руками. А один еще и с обмотанными веревкой култышками облезлых крыльев.

— Да это же… Черноперый! — у Зеркала ахнула Аякчан.

— Да, — глухо отозвался Хадамаха. — И старший брат Биату.

Старший брат Биату поднял голову, открыв лицо, покрытое синяками так густо, будто он синевой физиономии надеялся доказать свою верность Храму.

— Извольте видеть, госпожа жрица, один крылатый, а второй, хоть и прикидывается человеком, на самом деле из мерзких Храму Мапа. Упорный, зараза кулева! — стражник стукнул кулаком в ладонь. — Сколько мы его ни лупили, а морду свою хищную медвежью не показал!

— Я… не умею перекидываться в медведя, — сплевывая кровь, прохрипел старший брат. — И мы… совсем не такие, как остальные… которые мерзкие… Мы служили шаману Канде…

Синяптук наклонилась, и короткий удар жирным кулаком прихлопнул слова на губах брата Биату.

— Белый шаман Канда благословен Храмом и Огнем за разоблачение нижнемирской сущности твоих родичей, а ты смеешь утверждать, что он принимал службу твою и тебе подобных?

— Мы выполняли поручения Канды, — упрямо повторил брат Биату. — Вот он… — он кивнул на Черноперого. — Убил шамана крылатых по приказу Канды, я и мои люди…