Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Кен Фоллетт

Она вышла из рощи и оперлась на ограду у края поля. Его делили как пастбище осел и старая кобыла: ослика держали для внуков, а кобыла до сих пор жила здесь, потому что была прежде любимой охотничьей лошадью Эллен. Животные чувствовали себя вольготно – они не ведали, что значит стареть.

Она пересекла поле и поднялась на насыпь давно заброшенной железной дороги. Паровозы еще пыхтели вдоль нее, когда они с Дереком были молодыми светскими людьми, не уставая танцевать под звуки джаза, выпивая непомерное количество шампанского, и устраивали у себя регулярные вечеринки, которых на самом деле не могли себе позволить. Она сначала пошла между двумя рядами ржавых рельсов, потом стала перепрыгивать со шпалы на шпалу, пока из-под гнилого дерева одной из них не выскочило нечто черное и мохнатое, до смерти перепугав ее. Она сбежала вниз и направилась к дому вдоль русла ручья, протекавшего через нетронутый садовниками лесок. Ей вовсе не хотелось снова стать молодой и легкомысленно веселой девушкой, но она по-прежнему нуждалась в любви.

Что ж, она выложила все карты на стол, показала свой расклад обоим мужчинам. Дереку было заявлено, что работа постепенно вытесняет жену из его жизни, и ему нужно многое изменить, если он стремится сохранить семью. Феликса предупредила: она не вечно будет всего лишь его игрушкой для удовлетворения сексуальных фантазий.

Оба мужчины могут подчиниться ее воле, но это не устранит главной загвоздки – проблемы выбора. Или оба решат, что смогут легко обойтись без нее, и тогда ей поневоле придется стать désoléе[47], уподобившись героиням романов Франсуазы Саган, хотя она понимала, насколько не годится для такой роли.

Хорошо, представим на миг, что оба готовы поступить по ее желанию: кого из них ей предпочесть? Обогнув угол дома, она подумала: вероятно, Феликса.

Но в этот момент пережила легкий шок, заметив перед домом автомобиль, из которого выбирался Дерек. Почему он вернулся так рано? Он помахал рукой. Ей показалась, что у него очень довольный и даже счастливый вид.

Она побежала по гравию дорожки навстречу ему и, исполненная чувства вины, горячо поцеловала.

Кевину Харту полагалось, вероятно, испытывать глубокую обеспокоенность, но он почему-то уже не чувствовал в себе сил даже для тревоги.

Шеф недвусмысленно велел ему не пытаться расследовать дело «Хлопкового банка». Кевин не подчинился приказу, а Ласки прямо спросил: «Главный редактор поставлен в известность о вашем звонке?» Подобный вопрос часто задавали раздраженные люди слишком настырным репортерам, и ответом почти всегда было беззаботное «нет», если только, разумеется, главный редактор не высказал прямого запрета. В данных обстоятельствах, вздумай Ласки позвонить главному или, чего доброго, председателю совета директоров газеты, и у Харта возникли бы крупные неприятности.

Так почему же его ничто не волновало?

Сам Кевин пришел к выводу, что он больше не дорожил своей работой в такой степени, в какой ценил ее еще сегодня утром. У главного редактора имелись, разумеется, веские причины поставить крест на расследовании – для всякой трусости неизменно находились внешне вполне пристойные оправдания. Все с готовностью принимали фразу «Это противоречит закону» как непробиваемый аргумент, однако истинно великие газеты прошлого всегда нарушали законы. Причем законы более суровые и неукоснительно соблюдавшиеся, чем нынешние. Кевин считал, что газета должна публиковать материалы, невзирая на угрозы судебных исков или даже арестов тиражей. Но ему легко было придерживаться такого мнения, поскольку не он занимал пост главного редактора.

Он сидел в зале отдела новостей неподалеку от стола главы отдела, попивал чай, заваренный машиной, и читал колонку светских сплетен в собственном издании, попутно сочиняя героическую речь, с которой хотел бы обратиться к главному редактору. С точки зрения газетной работы все было на сегодня уже кончено. На полосы «Ивнинг пост» в такой час мог попасть только воистину сенсационный репортаж об убийстве крупного политика или о несчастном случае с множеством жертв. Половина журналистов с нормированным рабочим днем, отбыв свои восемь часов, поспешили разъехаться по домам. Кевин формально работал по десять часов четыре дня в неделю. Специальный корреспондент по вопросам промышленности, накачавшись за обедом восемью кружками темного пива, мирно спал в уголке. Стучала одинокая пишущая машинка. Это молодая девушка-репортер в старых джинсах строчила бессрочную статью, которая могла пойти в первый выпуск завтра. Младший персонал затеял спор о футболе, а еще остававшиеся в редакции штатные сочинители заголовков и литературные редакторы состязались в остроумии, придумывая подписи к карикатурам, одобрительным смехом встречая шутки друг друга. Артур Коул не находил себе места, расхаживая взад-вперед по центральному проходу, борясь с искушением закурить и мечтая о пожаре в Букингемском дворце. При этом он то и дело останавливался у своего стола и перебирал нанизанные на шпильку бумажки с темами, словно опасался, что в горячке мог упустить нечто крайне важное: лучшую тему дня.

Через какое-то время в зале появился Мервин Глэзьер, вылезший из отведенного ему собственного закутка, тоже называвшегося кабинетом. Не замечая, что у него из брюк выпросталась пола рубашки, он сел рядом с Кевином и раскурил трубку со стальным мундштуком, поставив ногу в поношенном ботинке на край большой корзины для мусора.

– «Ямайский хлопковый банк», – сказал он, и это прозвучало как преамбула к чему-то. Говорил он, понизив голос.

Кевин усмехнулся:

– Стало быть, ты тоже начал строить из себя непослушного мальчика?

Мервин передернул плечами.

– Я просто ничего не могу с собой поделать, если люди звонят мне и сообщают интересную информацию. Как бы то ни было, но если над банком нависала угроза, то теперь ее больше нет.

– Откуда знаешь?

– Все от того же крайне сдержанного друга-информатора с Тредниддл-стрит. «После твоего последнего звонка я присмотрелся внимательно к «Хлопковому банку» и обнаружил, что он находится в очень устойчивой финансовой ситуации». Конец цитаты. Другими словами, банк кто-то втихую и непостижимым образом спас.

Кевин допил чай и с громким хрустом смял пластмассовый стаканчик.

– Вот и все с этим, – сказал он.

– Из совершенно другого источника, находящегося не так уж далеко от фондовой биржи, я также получил сообщение, что Феликс Ласки приобрел контрольный пакет акций «Хэмилтон холдингз».

– А значит, у него с деньгами тоже все обстоит не так уж плохо. У правления биржи не возникло вопросов?

– Нет. Им все известно, но возражений никто не выдвинул.

– Ты действительно считаешь, что мы раздули много шума из ничего?

Мервин медленно покачал головой: