Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи - Александр Авдеенко

- С каким замужеством, Марта Стефановна? Что вы!

- То есть как это - с «каким»? Разве ты не вышла замуж?

- Нет. Кому я нужна такая… рыжеволосая да чернокожая!

- Ну, не прибедняйся, красавица! Другой такой нет от Явора до Ужгорода. Не зря к тебе за тыщи километров прилетел гвардейский орел. Как его? Кажется, Иван Белограй? Слыхала, слыхала!.. - Марта Стефановна закурила и, не спуская глаз с Терезии, будто любуясь ею, спросила: - Что же он не женится? Так стремился, так летел к своей голубке, а теперь… не торопится.

- Марта Стефановна, да что вы говорите? Иван Белограй вовсе не ко мне приезжал, а так… посмотреть на закарпатцев. Воевал он на нашей земле, ранен, первым орденом здесь награжден.

Марта Стефановна была искренне разочарована:

- Значит, выдумали люди вашу любовь? Жаль! Скажу по совести, Терезия, тебе пора замуж. Да еще как пора! Еще годок в девках походишь - и не дождешься мужа. Не зевай, дивчина! Хватай быка за рога. Я б на твоем месте этого самого гвардейца в два счета женила на себе.

Терезия засмеялась:

- Да как же его женишь, когда он испугался меня, как черт ладана? Марта Стефановна, неужели я такая страшная?

- Наверно, платье на тебе было простое, не моей работы, вот и испугался. Ничего, мы это дело поправим в два счета. У меня для тебя такое фасонное платьице приготовлено, что не устоит против тебя никакой орденоносный гвардеец.

Терезия вздохнула, и на ее насмешливо-веселом лице появилось печальное выражение:

- Поздно уже, Марта Стефановна.

- Почему? Сколько тебе лет? Мне вот скоро пятьдесят стукнет и то не считаю, что поздно, не теряю надежды на хорошего мужа.

- Да я не про года. Не показывается больше мой гвардеец. Пришел, посмотрел, поговорил - и как в воду канул.

- Исчез? Не имеет он на это никакого права. Найдем! Где он работает?

- Слесарем в депо работал. Говорят, уволился, уехал.

- Совсем?

Терезия кивнула и опустила голову.

Марта Стефановна в душе ликовала, что так здорово, не вызвав никаких подозрений, выполнила задание своего владыки. «Любомир похвалит мою ловкость», - самодовольно подумала она, но на ее обильно покрытом косметикой лице не отразилась радость. Наоборот, оно было серьезным, матерински-сочувственным.

- Не горюй, Терезия, - утешала она девушку. - Уехал - туда ему и дорога. Другой найдется. Такая дивчина, как ты, не останется без мужа… Ну, будем выбирать фасон. Вот, пожалуйста! - Марта Стефановна положила перед Терезией журнал мод, а сама вышла в соседнюю комнату. Выключив магнитофон, она вернулась к заказчице. - Ну, выбрала?

Терезия покачала головой.

- Нет. Расстроилась я, не до фасона мне. В другой раз зайду. До свидания.

Она поднялась и, приложив платок к глазам, выскочила из комнаты, пробежала двор и скрылась за калиткой.

Марта Стефановна надела фартук и пошла на кухню помогать своей Марии. Самодовольство распирало ее. - «До чего же я ловка! - умилялась она собой. - Обвела девку вокруг пальца, все секреты ее души вытащила». Марте Стефановне начинала нравиться ее тайная работа, работа на Любомира.

- Чего это она как угорелая помчалась на улицу? - спросила Мария.

- А кто ж ее знает… Пироги горят, Мария! - заорала хозяйка и побежала к плите.

Терезия, ее обманутые надежды, ее гвардеец, задание Любомира, магнитофон, гордость собой - все сразу было вытеснено тревогами матери, желающей угодить сыну, на славу отметить его первый рабочий день.

А Терезия только и думала о своем разговоре с портнихой. Быстро пройдя Железнодорожную, она вышла на проспект Ленина. Миновав его, осторожно оглянулась и свернула на Киевскую. Через пять минут она сидела перед Зубавиным, докладывая ему о своем разговоре с Мартой Стефановной.

Что же, в самом деле, привело Терезию Симак к матери Андрея Лысака? Конечно, не новый фасон платья. Она пошла к знакомой портнихе по просьбе Зубавина. Чем же была вызвана эта просьба?

Вызвав к себе девушку, Зубавин раскрыл ей, кем на самом деле оказался ее заочный друг Иван Белограй, и посоветовал, как она должна вести себя сейчас. Пусть сделает вид, что ей ничего не известно о разоблачении Белограя. Пусть замечает, кто заинтересуется ее отношениями с Белограем. Этот интерес может быть тщательно замаскирован простым любопытством, сочувствием или дружеской насмешкой. В, общем, нельзя предусмотреть, кто, когда и как будет атаковать Терезию. Одно ясно: атаки надо ждать, к атаке надо готовиться.

И Терезия готовилась, ждала. Подруги по бригаде, лукаво поглядывая на Терезию, то и дело спрашивали: «Куда же подевался пропыленный и просоленный насквозь пехотинец? Почему не появляется на Соняшной горе?»

На насмешку она отвечала насмешкой: «А что ему здесь делать? На вас смотреть? Подумаешь - павы расписные! Знаете, что сказал про вас этот самый пехотинец? „Пока ты, Терезия, работаешь с такими никудышными девчатами, не жди меня на Соняшной горе, не покажусь я на твои глаза“».

Мать, до которой дошли слухи о приезде Ивана Белограя, о том, что он объявился здесь, на берегу Тиссы, только ради Терезии, попыталась узнать у дочери, правда это или неправда. Если правда, то почему Терезия молчит, почему скрывает свои намерения от матери? Никогда не лгала в своей жизни Терезия, но на этот раз пришлось обманывать даже мать. Да, Иван Белограй приезжал в Явор. Что же тут такого? Приехал и уехал. Вот и все. И не о чем тут больше разговаривать. Что же касается слухов - на каждый роток не накинешь платок. Поговорят люди, да и перестанут. Мать успокоилась и не терзала больше Терезию напоминанием об Иване Белограе. Скоро о нем забыли и в колхозе «Заря над Тиссой». Не забывала только одна Терезия. Не забывала и ждала атаки. И дождалась. Однажды посреди белого дня возле виноградников, на проселочной дороге, пробитой через гору Соняшну, показалась ватага яворских цыганок. Шли они, как нетрудно было догадаться, на промысел: гадать колхозникам, предсказывать судьбу девчатам, выпрашивать у сердобольных шматок сальца, ковшик мучицы или, на худой конец, кукурузы. Могли ли цыганки пройти мимо молодых веселых виноградарш, не погадать им! Да и сами виноградарши, по совести сказать, не прочь были послушать их забавные предсказания. Известное дело, врут цыганки, а все-таки интересно, что они скажут. При таком обоюдном интересе не понадобилось много времени для того, чтобы цыганки и виноградарши столковались. Минут через пять маленькую смуглую строптивую руку Ганны цепко держала морщинистая, с крючковатым носом, беззубая ведьма и, шепелявя, предсказывала ей судьбу. Насмешливой Василине гадала большеглазая, звонкоголосая, с грудным ребенком на руках цыганка. Доверчивой, испуганно притихшей Вере что-то таинственно и мрачно нашептывала крепкая, с властным лицом старуха. Скромной Мариной уверенно завладела цыганка с трубкой в зубах. На долю Терезии досталась тоже приметная гадальщица. Когда-то, в молодости, она, наверно, была королевой Цыганской слободки. Высокая, статная, с цветным полушалком на сильных плечах. Глаза строгие, умные, много повидавшие и уже ничему не удивляющиеся. На тонких губах затаилась холодная насмешка. Голос усталый, хрипловатый, привыкший повелевать и поучать. Это была сообщница Любомира Крыжа - «Кармен». Оттащив Терезию в сторону, в тень черешен, растущих вдоль дороги, она взяла руку девушки, вытерла ее ладонь полушалком, деловито справилась: