Без компромиссов - Георгий Вайнер

Я спросил ее вяло:

– О грибах?.. О грибах?.. Гм... О каких грибах?

– Я представляла себе подобные допросы иначе, – раздраженно сказала Ванда. – Не помню, о каких грибах! Какое-то русское название. Я-то купила белых...

Я поднялся, обошел стол и встал за спиной Ванды:

– Я перечислю вам названия грибов. А вы припомните, нет ли среди них того, о котором говорил Сабуров.

Ванда повернула ко мне лицо.

– Подберезовики, волнушки, подосиновики, маслята, – начал монотонно я, – сыроежки, волнушки, лисички...

– Маслятки, – неожиданно сказала Ванда. – Я вспомнила: маслятки.

– Маслята? – уточнил я.

Ванда кивнула.

– Может быть, лисички? – подстраховался я.

– Да нет, маслята, я точно помню, – сказала Ванда нетерпеливо. – Послушайте, если у вас нет ко мне других вопросов, кроме... подобных... то уже поздно... и надо еще доехать...

– У меня есть и другие вопросы...

Вопрос. В какое время говорил Сабуров, с каким городом и как он называл собеседника?

Ответ. Разговор состоялся часов в одиннадцать вечера, а с каким городом – я не знаю. Собеседника он называл Петей.

Вопрос. О чем был разговор, кроме грибов?

Ответ. Так, о жизни, о здоровье, об охоте. Вообще-то я не очень прислушивалась, я в это время делала прическу.

Протокол мною прочитан,

записано верно. В. Линаре

Допрос произвел Следователь

Я долго смотрел на Линаре – хорошо ухоженную, вкусно кормленную самку, – и ненависть поднималась во мне желтой булькающей волной. За то, что, когда я носился как чумной из города в город, Бандит уютно устроился в ее квартирке-постели, за то, что Бандит был «внимательный и щедрый» человек и ей нужно было именно это и совсем не нужна настоящая нежность – прозрачная и хрупкая.

Ванда сидела напротив, положив ногу на ногу, так, что мне были видны блестящие застежки на чулках. Я молчал, как человек, вошедший в холодную воду, и только глубоко вдыхал воздух, чтобы остановить барабанный бой сердца. Потом я негромко сказал:

– У меня вопрос к вам. Сугубо личный.

Ванда посмотрела на меня с любопытством.

– Что вы можете мне лично, без протокола, рассказать о Сабурове как о человеке? Просто как о человеке?

Ванда кокетливо улыбнулась:

– Ну, я уже говорила – это любезный и в то же время мужественный человек...

Я напряженно смотрел ей прямо в глаза, но голос ее стирался, пропадал куда-то, его перебивал тенорок Халецкого: «Три пули в затылок! Прямо название для американского боевика... Неинтеллигибельно!..»

– ...Я уверена, что он пользовался успехом у женщин... Впрочем, он этого и не скрывал... – вещало хорошо поставленное контральто Ванды, а я слышал жесткий скрипучий голос капитана Астафьева: «...Штурман Корецкий о своих личных делах болтать не любит...»

– ...Он знал, как угодить женщине, и делал это с большим вкусом и тактом... – продолжала Ванда, довольная собой и своим кавалером. «...Женя как-то сказал мне, что мы проживем сто лет и умрем в один день...» – сквозь рыдания прорвался голос Тамары.

Я потер ладонями виски, тряхнул головой и неожиданно спросил:

– А вы знаете, почему ваш друг всем грибам предпочитает маслята?

Она кокетливо стрельнула глазами:

– Ах, у мужчин всегда такие неожиданные странности!..

– Нет, у вашего друга это не странность. И ее вполне можно было ожидать. «Маслята» на блатном языке означают патроны для пистолета.

Ванда растерянно сказала:

– Так, понятно. Но зачем они ему?

– Затем, что человек, которому вы грели постель эти дни, ваш любезный, мужественный, галантный и щедрый друг скрывался у вас от закона.

– То есть как? – высокомерно подняла брови Линаре.

– А вот так! Он бандит и убийца.

– Банди-и-ит? – проговорила Ванда медленно. – ...Он совсем не похож... Я думала... в командировках часто растрачивают... ну... лишние деньги... Но – бандит?! – Голос ее внезапно осекся. – Так, значит, он мог и меня...

– Ну, вас-то вряд ли, – сказал я с отвращением. – Вы немало помогли ему.

– Я? Я? – переспросила Ванда и вдруг, сжав кулаки, злобно закричала: – Я-то здесь при чем? Какое мне-то дело?! До всего этого?! Я сама по себе. Плевать я на него хотела! Банди-ит, подумаешь! Я за него не отвечаю. Я же не знала...

Я перебил ее:

– Если бы вы это знали, я бы вас сейчас же арестовал. Идите. И впредь будьте разборчивее в своих любовных увлечениях. Иначе, при повторении подобного, мы усмотрим в ваших действиях систему...

Она закрыла за собой дверь. Я походил по комнате. Злость и отчаяние душили меня. Бандит снова исчез. Оставалась только надежда на междугородный телефонный разговор. Мне хотелось сесть за стол и заплакать. Я швырнул в дверь, за которой исчезла Линаре, стакан, крикнув:

– Сволочь! Мразь! Проститутка!

В РИЖСКИЙ ТЕЛЕФОННЫЙ УЗЕЛ

Прошу срочно проверить, установить и сообщить мне, с каким населенным пунктом и каким абонентом состоялся междугородный телефонный разговор с индивидуального телефона № 3-99-89 (абонент Линаре В.) в период с 10—18 сентября, время вечернее.

Основание: уголовное дело № 4212.

Следователь

Я взял лист бумаги и стал вычерчивать схему. Бандит исчез 18-го числа. Есть альтернатива – или он почему-то скрылся из Риги, или ему просто надоела Ванда и он, бросив ее, по-прежнему пасется здесь. Каждый из этих вариантов имеет свои «за» и «против». Но мне думается, что он скрылся из Риги вообще. Счастливо выкрутившись из скандального происшествия в ресторане, он понял, что его легализация на имени Сабурова дала сильную течь. В любой момент мог прийти ответ из Тбилиси, который получил я, – Сабуров никогда в Риге не был. Тогда уже начали бы искать его самого, Бандита. Нет, надо докопаться, куда и кому он звонил по междугородке. Это наиболее вероятный маршрут.

Теперь его портфель. Судя по тому, как ограничен был его гардероб, несомненно, что лишних вещей, про запас, он в портфеле не возил. Там была какая-то труба, пистолет с набалдашником и номер с индексами «ГХ». Вероятнее всего, это был номер машины Рабаева. Но если он украл для маскировки номер с машины Пелевина, то непонятно, почему он рабаевский номер не уничтожил, а возит с собой. Еще одно непонятное обстоятельство: «Волга», проданная Бандитом Косову, была комбинированной окраски – кофейная с белым. Украл он ее у Рабаева 22 августа, а продал 25 августа. От Тбилиси до Ленинграда – три тысячи километров. Даже для хорошего шофера это трое суток езды. Поэтому непонятно, где и когда он мог перекрасить половину машины. И наконец, непонятно – как у него оказался техталон машины Рабаева, заполненный на имя Сабурова?