Щит Времени - Пол Андерсон

– Совсем как Америке конца двадцатого века, – ворчал себе под нос Эверард.

В таких местах не стоит выглядеть белой вороной. Себе дороже может выйти.

Но даже в Арфлёре пришельцу из будущего нелегко сойти за своего. Бонифаций Рейно, родившийся девятью веками позже, двадцать лет прожил в средневековой Франции под именем Боделя Рено: безвестный юнец превратился в преуспевающего и уважаемого торговца шерстью. Он настолько вжился в свою роль, что никто не интересовался его портовым складом, почти всегда запертым на замок. Если склад и отпирался по требованию местных чиновников, то всякий раз оказывался пустым. Ну а что он не приносил прибыли, так это личная проблема владельца, который, кстати, изъявлял намерение расширить дело. Также не внушали подозрений и посетители, о чем-то беседовавшие с купцом наедине. А он с особой придирчивостью выбирал себе слуг, приказчиков, грузчиков, даже жену. К своим детям он всегда был добр, как и подобало средневековому патриарху.

Около девяти утра в укромном месте появился темпороллер с Эверардом в седле. Вооруженный специальным ключом, патрульный направился к складу. Даже в собственной эпохе Мэнс считался рослым, а здесь выглядел сущим великаном и потому привлекал к себе множество глаз. Но не зря он нарядился в грубую одежду английского моряка – никому не хотелось приставать к нему с расспросами.

Поскольку о своем прибытии он предупредил письмом в капсуле, его немедленно впустили в дом и провели наверх, в палаты мессира Боделя. За посетителем затворили дверь.

Хозяин сидел в углу на высоком табурете, у стола, заваленного вещами делового, бытового и религиозного предназначения. Тут и амбарные книги, и писчие перья, и чернильницы, и разнообразные ножи, и причудливая карта, и статуэтка Богородицы, и чего только нет. В остальном же комната выглядела строго. Единственное окно впускало достаточно света, но не позволяло видеть происходящее снаружи, поскольку стекла в переплете были хоть и относительно чисты, но неровны и оттого мутны. В дом проникал уличный шум вроде голоса азиатского базара: гомон, возня, даже колокольный звон с ближайшей церкви. Пахло шерстью, чадом, немытыми телами, нестираной одеждой. А еще Эверард ощущал мощную, кипучую энергию городской жизни. Арфлёр, или, как его пока еще здесь называли на норманнский манер, Харефлот, привлекал к себе толпы предприимчивых торговцев. Из таких вот гаваней через несколько поколений отправятся парусники в Новый Свет.

Эверард уселся напротив Рейно в кресло, на диво роскошное: со спинкой, подлокотниками и обивкой. После торопливого обмена любезностями он отрывисто спросил на темпоральном:

– Что вы можете рассказать о Марло и о случившемся с ним?

– К моменту его последнего выхода на связь ситуация не изменилась, – ответил дородный мужчина в кафтане с меховой опушкой. – Марло заперли в замке. Есть нары для сна, дважды в день надзиратель приносит пищу и воду, столько же раз мальчишка опустошает ночной горшок. Разговоры с узником ведут только при необходимости. Помнится, в донесении я писал, что соседи побаиваются тамплиеров и предпочитают не лезть в их дела.

– Гм… Так что же Марло? Он вам рассказал, какого рода информацию выдал и каким именно образом?

– Верно ли я понял, что это сейчас самый больной вопрос? – Рейно задумчиво потер подбородок.

Эверард даже услышал скрип щетины – тогдашнее бритье оставляло желать лучшего.

– Он редко выходит на контакт и боится разговаривать с нами подолгу. Если кто подслушает, сразу станет ясно, что Марло на самом деле не монах. Решат, что он вызывает демонов или творит злые чары. Судя по его объяснениям, а также по прежним регулярным отчетам, до последнего времени он соблюдал осторожность. Вы в курсе, что ему было разрешено сделать несколько предсказаний, описать незначительные события, которые произойдут в отдаленных странах? Объясняя свои пророчества тамплиерам, он ссылался на сны и видения либо на астрологию. Все это воспринималось серьезно, ведь оккультизм всегда был в большом почете у храмовников.

– Вы полагаете, – вопросительно поднял бровь Эверард, – что они занимались запретными делами?

Рейно отрицательно покачал головой:

– Вряд ли. Если и занимались, то не всерьез. Тут кругом царят предрассудки. Ересь хоть и маскируется, но цветет махровым цветом. Так же обстоят дела с колдовством и другими пережитками язычества. Почти сплошь неграмотное население плохо воспринимает ортодоксальную теологию, зато популярна гетеродоксия; она приняла тысячи разных форм. Долгое время тамплиеры подвергались влиянию ислама, причем отнюдь не враждебному, а мусульманский мир кишит магами. Стоит ли удивляться тому, что лидеры ордена, его интеллектуалы, разработали определенные концепции и методы, которые не следует разглашать, хоть они и не противоречат закону? Марло сообщал нам интереснейшие сведения об этом аспекте деятельности тамплиеров.

Эверард не удержал в узде своего любопытства.

– О’кей, – обронил он американское словечко, – помнится, их обвиняли в поклонении Бафомету. Что за идол?

– «Бафомет» – всего лишь искаженное имя «Магомет». Тамплиеров оклеветали их враги. На самом деле они поклонялись некоему предмету, имевшему форму головы. Это была добытая очень давно в Святой земле рака с мощами – якобы с челюстью Авраама.

От удивления Эверард даже присвистнул.

– Стопроцентная гетеродоксия. Причем опасная. Инквизиторы могут вспомнить древнегреческий обычай сохранять челюсти героев для оракулов. Хотя, скорее всего, тамплиеры из внутреннего круга убеждены, что практикование этих ритуалов не мешает им оставаться христианами… – Он выпрямился в кресле. – Давайте приступим к делу. – А затем, подчиняясь порыву и морщась от понимания его иррациональности, пробормотал под нос: – Конечно же, это неприятно. Очень скоро многие люди, в большинстве своем безобидные рядовые рыцари, попадут в тюрьмы, подвергнутся пыткам и запугиванию. Кое-кого сожгут, остальным сломают судьбу, и все это лишь для того, чтобы подонок Филипп набил свою мошну. Но ведь Филипп – это власть, а власть во все времена сурова. И это история – та самая, что породила нас, и наш долг – защищать ее всеми силами. – Затем Эверард произнес громче и резче: – Что именно Марло открыл своему рыцарственному приятелю? И с какой целью?

– Это не просто приятель, – ответил Рейно. – Они стали любовниками. Марло признался, что не вынес мыслей об ужасной участи Фулька де Бюше.

– Гм… Выходит, обвинения в гомосексуализме – не напраслина?

Рейно пожал плечами:

– Пожалуй, кое-что – правда. А чего можно ждать от организации, которой полагается целибат? Однако вряд ли нравы в ней низменнее, чем в рядовом монастыре. И разве мало среди королей и вельмож тех, кто обзаводится наперсниками?

– Вообще-то, я здесь не для нравственного суда. Совсем даже напротив. – Эверард подумал, что опасения Ванды ненапрасны: выполнить миссию будет совсем не легко. – Мне нет дела до чьих-то альковных тайн. Но здесь и сейчас до этого есть дело государству, и симпатии не к той персоне могут кое-кому стоить головы. – Он нахмурился и добавил: – Я всего лишь пытаюсь понять, с чем мы столкнулись. Много ли наших секретов выдал Марло и удалось ли ему в чем-то убедить Фулька?