За Землю Русскую! - Александр Невский

Следует отдать предпочтение первому мнению. Следующий класс составляли житьи люди. По мнению одних, это – новгородские землевладельцы, по мнению других – средние капиталисты, живущие процентами со своих капиталов. За ними следовали купцы, главным занятием которых была торговля. Купцы делились на сотни и основывали купеческие компании, куда принимали внесших 50 гривен серебра. Каждый член такого купеческого общества в своих торговых оборотах пользовался поддержкой своей общины.

Вся остальная масса народа носила название черных людей. К ним принадлежали жившие в городах ремесленники, рабочие и жившие в погостах смерды и земцы. Под земцами, как кажется, следует подразумевать мелких землевладельцев, а что касается до смердов, то, по мнению Костомарова, это были безземельные люди, а по мнению Бестужева-Рюмина – все сельское население Новгородской области. Противоречие экономического устройства новгородской жизни политическому, как сказано выше, было причиною смут Новгорода и ускорило падение его вечевой жизни.

В XV в. управление фактически перешло в руки немногих бояр, вече превратилось в игрушку немногих боярских фамилий, которые подкупали и своим влиянием составляли себе большие партии на вече из так называемых «худых мужиков вечников», заставляя их действовать в свою пользу; таким образом, с течением времени новгородское устройство выродилось в охлократию, которая прикрывала собой олигархию.

Другой причиной политической слабости Новгорода, кроме внутреннего сословного разлада, было равнодушие областей к судьбе главного города, вследствие чего, когда Москва стала думать о подчинении Новгородской области, она незаметно достигла этого подчинения и не встретила крепкого отпора со стороны новгородского населения. Таким образом, причина падения Новгорода была не только внешняя – усиление Московского государства, но и внутренняя. Если бы не было Москвы, Новгород стал бы жертвою иного соседа, его падение было неизбежно, потому что он сам в себе растил семена разложения.

Псков

Псков, один из пригородов Новгорода, расположенный на конце новгородских владений, на границе Руси и Литвы, по соседству с немцами, играл роль передового русского поста на Западе и добросовестно исполнял свою задачу – задержать немцев в их движении на русские земли. Псков, по своему внутреннему устройству, подходил к Новгороду – то же вече, как господствующий орган правления, та же посадничья власть (два посадника), подобные новгородским сословные деления.

Только Псков был централизованнее и демократичнее. А это, наряду с местными особенностями жизни, дало другое содержание истории Пскова. Псков, как город с малой территорией, достиг централизации в управлении, которой не мог достигнуть Новгород. Пригороды Пскова были или административные или военные посты, которые выставлял Псков на литовской и ливонской границе, но эти пригороды не имели самостоятельности.

Псков настолько владел ими, что переносил их с места на место и налагал на них наказания. Благодаря малой территории боярские владения не достигли во Псковской земле таких размеров, как в Новгороде, вследствие чего не было большой разницы состояний; низшие классы не находились в такой зависимости от высших, и боярский класс не был таким замкнутым, как в Новгороде. С другой стороны, бояре не держали в своих руках политическую судьбу Пскова, как это было в Новгороде.

Вече, которое во Пскове было мирным, избирало обыкновенно двух посадников (в Новгороде же вече избирало только одного), часто их сменяло и успешнее контролировало. Все общество имело более демократический склад с преобладанием средних классов над высшими. Того внутреннего разлада, какой губил Новгород, не было. Самостоятельность Пскова пала не от внутренних его болезней, а от внешних причин – от усиления Москвы, которым выражалось стремление великорусского племени к государственному объединению.

Литва

Рядом с расцветом политической жизни в Новгороде и Суздальско-Владимирской Руси мы замечаем оживление и усиление Волыни, и, особенно, Галича. «Центр жизни перешел в Руси Южной от Днепра к Карпатам, – говорит профессор Бестужев-Рюмин. – Это перенесение средоточия исторической жизни становилось заметным уже давно, хотя князья продолжали добиваться Киева и перед самым почти взятием его татарами велись из-за него распри… но, несмотря на эти распри, Киев уже пал еще после взятия его войсками Боголюбского [1169]…»

Жизнь историческая нашла себе новое русло: руслом этим была земля Галицкая. Но Мономаховичам, утвердившимся на Волыни и в Галиче, пришлось бороться за власть с могучим галицким боярством, которое выросло там в независимую от князя политическую силу, и выносить большое давление иноземных соседей: татар, поляков, угров и литвы.

Открытая война и дипломатическая игра с этими соседями окончилась победой не Галича. Волынь перешла под власть Литвы в середине XIV в., а за обладание Галичем та же Литва спорила с 1340 г. с Польшей. Галичу выпала недолгая слава, и та миссия соединения Южной и Западной Руси, которая, казалось, была суждена именно Галичу, перешла от него к Литве.

Благодаря тому, что Литовское государство составилось преимущественно из русских областей, жило общей политической жизнью с Польшей и имело постоянные, хотя и враждебные сношения с немцами, оно заинтересовало своей судьбой не только русских, но и польских и немецких историков; в немецкой и польской литературах есть очень серьезные труды по литовской этнографии и истории.

Немецкая литература располагает такими солидными сочинениями, как Voigt, Geschichte Preussens (1827–1837) Roppel und Caro, Geschichte Polens (1840–1869). В польской литературе после старых баснословий, вроде Нарбута (Dzieje starozytne narodu Litewskiego и др.) и Лелевиля (Dzieje Litwy i Russi и др.) явились очень хорошие монографии по литовской истории, например: Стадницкого (ряд монографий о литовских князьях: Sunowie Gedumina и др.), Вольфа (Wolff, Rod Gedumina), Смольки (Smolka, Szkice hisloryczne и др.), Прохаски (Prochazka, Ostatni lata Witolda, 1882; Szkice historyczne z XV weku, 1884) и ряд прекрасных изданий памятников в сборнике «Monumenta medii aevi historica, res gestas Poloniae illustrantia» (в котором принимают участие и другие ученые: Соколовский, Шуйский, Левицкий).

Что касается русских ученых, то они прежде мало обращали внимания на историю Литвы, и только в последнее время развилось сознание, что Литва была государством по населению русским и что изучение ее, с точки зрения этнографической и исторической, составляет интерес первостепенной важности для русского историка: в Литве, история которой шла иным путем, чем история Москвы, сохранились чище и яснее некоторые черты древнерусской жизни, и русское общество в Литве осталось в своей массе верным своей народности, хотя и поставлено было в тяжелые условия жизни и развития.

Из старых историков Карамзин в своей «Истории Государства Российского» почти ничего не говорит о Литве; Соловьев, хотя и отмечает литовские события, но отдел о Литве у него менее обработан, чем история Московской Руси. В трудах ученых позднейшего времени история Литвы выступает в более полном виде.