Имаджика - Клайв Баркер

– Сделай это.

– Да, сэр.

Он отдал сообщение Розенгартену.

– Сколько людей видели это?

– Я уничтожил все копии, как только ознакомился с информацией. Думаю, только офицеры, принимавшие участие в расследовании, их начальник и я.

– Я хочу, чтобы все оставшиеся в живых из гарнизона умолкли. Предайте их военному суду. Офицерам и их начальнику сообщите, что они будут отвечать за утечку этой информации головой.

– Да, сэр.

– Что касается мистифа и незнакомца, то, судя по всему, они направляются во Второй Доминион. Сначала Беатрикс, теперь Колыбель. Должно быть, конечная цель их путешествия – Изорддеррекс. Сколько дней прошло после этого восстания?

– Одиннадцать, сэр.

– Тогда они должны прибыть в Изорддеррекс через несколько дней, даже если они идут пешком. Выследите их. Я хочу узнать о них как можно больше. – Он посмотрел из окна на пустынные земли Квема. – Возможно, они пошли по Постному Пути. Возможно, они были всего лишь в нескольких милях отсюда. – В голосе его послышалось легкое волнение. – Уже во второй раз наши пути чуть не пересеклись. И эти описания свидетелей, такие точные. Что это означает, Розенгартен? Что это может означать?

Когда генералу нечего было ответить, как в данном случае, он хранил молчание: замечательная черта.

– И я тоже не знаю, – сказал Автарх. – Может быть, я пойду подышу свежим воздухом. Что-то я чувствую себя сегодня слишком старым.

* * *

Яма, из которой выкорчевали Ось, была до сих пор заметна, хотя дующие в этом районе сильные ветры почти залечили шрам. Автарх уже давно открыл, что края этой ямы были подходящим местом для размышлений о пустоте. Он попытался погрузиться в эти размышления и сейчас – лицо его было закрыто шелковой повязкой, чтобы уберечь его рот и ноздри от жалящих порывов ветра, его длинная шуба была застегнута на все пуговицы, а руки в перчатках были засунуты в карманы, – но покой, который они обычно приносили вместе с собой, не появлялся. Хорошо было размышлять о пустоте, когда на расстоянии одного шага находился безграничный, щедрый мир. Теперь все было иначе. Теперь пустота ямы напоминала ему о той пустоте, которую он всегда ощущал рядом с собой. Он боялся ее, но еще больше он боялся того, что она заполнится. Это было что-то вроде зловещего места у плеча человека, который лишился своего брата-близнеца во время родов. Как бы высоко ни возвел он стены своей крепости, как бы прочно ни замуровал он свою душу, существует тот, другой, который всегда мог проникнуть сквозь все преграды. При мысли о нем сердце Автарха всегда начинало биться быстрее. Этот другой знал его так же хорошо, как он сам знал себя: все его слабости, желания и мечты. Их отношения – в основном кровавые – были окутаны тайной в течение двух веков, но ему так и не удалось убедить себя в том, что так будет всегда. Наконец, будет подведен итог, и произойдет это очень скоро.

И хотя холод не мог проникнуть сквозь шубу, Автарх поежился – при мысли о неизбежном. Слишком долго он прожил под вечным полуденным солнцем – тень не сопровождала его ни спереди, ни сзади. Пророки не могли предсказать ему его будущее, обвинители не могли бросить ему в лицо его преступления. Он был неуязвим. Но теперь все могло измениться. Когда он и его тень встретятся, а это неизбежно произойдет, тысячи пророчеств и обвинений обрушатся на них обоих.

Он сдернул шелк со своего лица и позволил разъедающему ветру наброситься на него. Не было смысла здесь стоять. Все равно к тому времени, когда ветер успеет изменить его черты, Изорддеррекс будет потерян, и хотя теперь это казалось не слишком тяжелой жертвой, вполне возможно, что в самом ближайшем будущем этот город будет единственным местом, которое ему удастся спасти от хаоса.

2

Если бы божественные строители, воздвигшие Джокалайлау, отвлеклись на одну ночь, чтобы водрузить свой самый величественный пик между пустыней и океаном, а потом вернулись бы еще на одну ночь и на целое столетие ночей, чтобы высечь на его склонах – от подножий до заоблачных высот – скромные обиталища и великолепные площади, улицы, бастионы и дворцы, и, покончив с этой работой, разожгли бы в сердце этой горы огонь, который бы постоянно тлел, никогда не разгораясь, тогда их творение, когда его с преизбытком бы заселили всевозможные формы жизни, могло бы заслужить сравнение с Изорддеррексом. Но, принимая во внимание тот факт, что подобная работа не была никогда совершена, в Имаджике не было ничего, с чем можно было бы сравнить этот город.

Путешественники впервые увидели его, пересекая дамбу, которая, словно умело пущенный плоский камень, перескакивала через дельту реки Ной, разделившейся на двенадцать бурных потоков, несущих свои воды к морю. Они прибыли рано утром, и поднимающийся над рекой туман сговорился с еще не разгоревшимся светом зари как можно дольше скрывать от них город, так что когда туман был унесен ветром, небо было едва заметно, моря и пустыня оказались где-то в стороне, и весь мир неожиданно превратился в Изорддеррекс.

Пока они шли по Постному Пути из Третьего Доминиона во Второй, Хуззах пересказывала им все то, что она вычитала о городе в папиных книгах. «Один из писателей называл Изорддеррекс Богом», – сообщила она, что показалось Миляге крайней нелепостью. Но когда он увидел город воочию, он понял, что имел в виду теолог-урбанист, обожествивший этот муравейник. Изорддеррекс действительно стоил того, чтобы ему молиться, и миллионы существ ежедневно свершали высший акт поклонения, продолжая жить в теле своего Господа. Их жилища лепились на утесах над гаванью и возвышались на плато, которые ярус за ярусом поднимались к самой вершине. Некоторые плато были так перенаселены, что ближайшие к краю дома чуть ли не висели в воздухе, в свою очередь, также были облеплены гнездами живых существ, надо полагать, крылатых. Гора кишмя кишела различными формами жизни, ее ступенчатые улицы, убийственно крутые, вели от одного переполненного уступа к другому: от бульваров с голыми деревьями, на которых стояли роскошные особняки, до ворот, которые вели под сумрачные арки и дальше – к шести вершинам города, на самой высокой из которых стоял дворец Автарха Имаджики. Во дворце было больше куполов и башен, чем в самом Риме, и их тщательнейшая отделка была заметна даже издали. Выше всех возносилась Башня Оси, отличавшаяся от своих барочных собратьев простотой отделки. А еще выше, в небе над городом, висела Комета, которая принесла в этот Доминион долгие дни и светлые сумерки: Изорддеррекское светило по имени Джиесс, Несущая Смерть.

Восхищаться видом им пришлось не более минуты. Рабочие, не нашедшие себе жилья на спине или во внутренностях Изорддеррекса, двинулись в город, и когда новоприбывшие достигли другого конца дамбы, они уже затерялись в пыльном сонмище машин, велосипедов, рикш и пешеходов. Трое среди сотен тысяч. Худенькая девочка с широкой улыбкой на лице, человек с белой кожей, который, возможно, был красив, но сейчас выглядел измученным болезнью, а его бледное лицо было наполовину скрыто под клочковатой темной бородой, и мистиф из племени Эвретемек, глаза которого, как у стольких его сородичей, с трудом скрывали их общее горе. Толпа несла их вперед, и они, не сопротивляясь, двигались туда, где уже побывали бесчисленные множества живых существ – в живот города-бога Изорддеррекса.