Динка. Динка прощается с детством - Валентина Осеева

– У тебя не в голове, а на голове суматоха. Вот Ленька поедет со мной в Казань и привезет тебе в подарок красивую ленту! – сказал капитан.

– Нет, не ленту, а красивые сапожки. Да, Лень?.. Он привезет мне красные сапожки! – похвалилась Динка.

Капитан, улыбаясь, взглянул на Леньку.

– Ну, где они еще… Это я так, подумал только… – застеснялся мальчик.

– Раз обещал, надо привезти, – сказал капитан и снова спросил Динку: – А ты не будешь скучать, когда он уедет?

– Я день и ночь буду… – вздохнула Динка и, соскочив со стула, подошла к Леньке: – Правда, Лень, мы обое будем очень скучать?

– Ничего… – сказал Ленька и, боясь, что она расстроится, стал поспешно прощаться.

– Не опаздывай. Послезавтра мы уходим, – напомнил капитан.

– Я не опоздаю! – сияя, сказал Ленька и легонько подтолкнул Динку к двери. – Попрощайся! – шепнул он ей.

Динка подошла к капитану, взяла обеими руками его руку.

– Прощайте! – сказала она. – Я еще приду проводить Леньку.

Домой Динка не шла, а бежала и тащила за собой Леньку.

– Пойдем скорей на утес, – говорила она. – Там это все забудется…

– Что забудется? – не понимал Ленька.

– Ну, вот этот пароход… и капитан…

– А что ж капитан? Разве он тебе не понравился? – удивился мальчик.

– Нет, понравился. Но ведь он сказал, что ты с ним уедешь, – вздыхая, говорила Динка.

– Вот глупая! Так мы же сами просили! – грустно усмехался Ленька.

Его тоже пугала близкая разлука, но при мысли, что теперь он станет настоящим человеком и будет служить на большом красивом пароходе, даже предстоящая разлука казалась ему легче. Леньку радовало, что капитан действительно оказался простым и добрым человеком.

«Стараться буду вовсю!» – с благодарностью думал мальчик, представляя себе, как мчится он на зов капитана, быстрый, ловкий, сообразительный. Нравилось ему также, что он будет есть и спать вместе с матросами. Койки у них небось тоже подвесные, как люльки… Широка, глубока Волга, плывет по ней пароход «Надежда», на пароходе служит лихой матрос Леонид Славянов – не принято там называть по имени.

«Эй, Славянов!» – станут величать Леньку матросы, и вместе с собственной фамилией получит он собственное достоинство, придет в гости к Макаке, подаст всем руку. А пока… Что ж, пока надо расставаться. Может, на неделю, а может, и на две…

Ленька бросает украдкой взгляд на идущую рядом подружку, и мечты его тускнеют. Кажется, что в ней особенного? Суматошная она девчонка, беспокойная… А брось ее – и заскучаешь! Когда б еще знать, что не ревет она, не бегает, не ищет его. А то хоть вплавь бросайся и греби назад, да и только! «Вроде няньки я ей», – с грустной усмешкой думает Ленька, ощущая в своей руке маленькую цепкую руку.

– Ты слышь, Макака… Не реви тут, как я уеду, – говорит он вздыхая.

Девочка поднимает на него глаза и молчит.

– Эх, ты, – говорит Ленька, – надсада…

Потом снова думает о капитане, о большом белом пароходе и матросском воротнике, только мысли эти короткие, не за что им зацепиться надолго; а вот та жизнь, с которой он расстается, имеет уже глубокие корни, крепко сидят эти корни в Ленькиной душе, глубоко вросли в нее.

– Ты спроси дома, не слыхать ли чего о Косте, а то уеду я и ничего знать не буду… И про дядю Колю узнать бы, а то ведь толком ничего я о нем не слышал больше… А еще, может, Степана уже выпустили… Повидать бы его мне, когда приеду… – говорит Ленька.

– Пойдем к моей маме… У нас теперь все тебя знают, почему ты не идешь? – тоскливо спрашивает Динка.

– Я приду… Вот приеду и приду. А сейчас нет… – упрямится мальчик и, сдвинув брови, вспоминает свой ночной визит. – Шарахнулась тот раз от меня ваша Алина, как от жулика. А ты вот что скажи, если кто спросит… – Ленька вдруг поднимает голову и веско говорит: – Ты скажи: у него, мол, другая одежа есть. Штаны черные, навыпуск, бескозырка с лентой и воротник матросский, ни разу не надеванный… При матери скажи, ладно?

– Ладно… Только зачем моей маме твоя одежа? – удивляется Динка.

– А вот чтоб не жалела она меня, как нищего.

На утесе Ленька чувствует себя дома, и дети, забыв о предстоящей разлуке, весело болтают до самого обеда. Потом Динка уходит.

– Если мама и Катя приехали уже, то я не приду… А где ты будешь ночевать, Лень? – уходя, забеспокоилась она.

– Как – где? На утесе. Мне теперь наплевать, я себя переборол. Завернусь в твое одеяло и засну, как медведь в берлоге. Ведь последние ночки дома, – вздыхает Ленька.

– Как – последние? – пугается Динка.

– Ну эта да еще завтра… Конечно, последние! – говорит Ленька, но, взглянув на расстроенное лицо девочки, быстро меняет разговор. – Утром на баштан пойдем! Арбузов тебе нарву и ребятам закажу, чтоб без меня носили!

– Пускай, – соглашается Динка. – Мы их съедим, когда ты вернешься. – И, кивнув ему головой, ныряет в свою лазейку.

Под ногами уже шуршат опавшие листья, сад очень поредел, и сквозь желто-красные кусты далеко видно забор. Девочка оглядывается. Ленька стоит все на том же месте и смотрит ей вслед. Она быстро поворачивается и спешит назад.

– Ты что? – спрашивает ее Ленька.

– А ты что? – отвечает тем же вопросом девочка.

– Вот мартышка! – легонько дернув ее за вихор, хохочет Ленька.

– Ты сам Мартын! – веселится Динка и, схватив пригоршнями желтые листья, швыряет их в товарища.

Ленька тоже не остается в долгу. Наигравшись, они наконец расстаются. Только теперь первым уходит Ленька.

– Иди ты, а то мне очень скучно уходить, – говорит Динка. Но едва скрывается среди деревьев длиннополый Ленькин пиджак, ей все равно делается скучно. В затуманенных глазах встает белый, как лебедь, пароход «Надежда» и новый, незнакомый Ленька в матросской рубашке.

* * *

Проходя мимо кухни, девочка отворачивается: там теперь живет Никич. Кряхтя и покашливая, поднимается он рано утром; потирая ладонью поясницу, выходит на порог, колет дрова, ставит самовар…

Динке не хочется встречаться с ним. Что-то разладилось в ее отношениях с Никичем. Один раз старик упрекнул ее за нечищеные кастрюли, другой раз назвал барышней.

И правда, совсем не помогает в хозяйстве Динка: картошку чистит Мышка, посуду моет Алина, обед готовит Катя. А Динка все бегает да бегает… И за столом уже не стучит ложкой, не протягивает раньше всех свою тарелку, а ждет.

Сегодня и совсем будет совестно, потому что Катя уезжала и обед готовил Никич. Он может спросить:

«А вам, барышня, налить супу?»