Зеркальный вор - Мартин Сэй

Наконец девчонка уносит на кухню почищенную рыбу, и Клаудио пересекает двор.

— Стэнли, ты в порядке? — спрашивает он.

Стэнли не спускает глаз с котов.

— Не подходи близко с этой дрянью на руках, — говорит он. — Они и так на взводе.

— Сейчас помою руки. Только скажи, ты не заболел? Выглядишь как-то странно.

— Со мной все хорошо, — говорит Стэнли. — Просто голова забита слишком многими вещами.

Клаудио ненадолго замолкает, нервно поигрывая пальцами на свой обычный манер: Стэнли слышит легкие чмокающие звуки, когда кончики четырех липких пальцев поочередно отделяются от подушечки большого.

— Я дружу с Синтией, — говорит Клаудио. — Мне нравится заводить новых друзей. По-моему, это вполне естественно. Ты оставил меня в кафе и не сказал, куда уходишь. Стэнли, ты не думаешь, что…

Хлопает дверь: девчонка возвращается. Она в балетном прыжке спускается с крыльца, накидывается на Клаудио и ворошит его волосы. При этом она не отрывает взгляда от Стэнли.

— Стэнли, мы с Синтией решили после ужина сходить в кино, — говорит Клаудио. — Пойдешь с нами?

Стэнли обводит парочку холодным взглядом.

— К сожалению, не могу, — говорит он. — Мне нужно обсудить серьезные дела с твоим папулей, крошка. Мужской разговор. Но все равно спасибо за приглашение.

На лице Синтии мелькает забавное выражение: сердитое, смущенное и даже слегка паническое — как если бы Стэнли прервал ее торжественную речь на выпускном вечере сообщением, что у нее из-под платья выглядывает комбинашка, — но тут же эту гримасу сменяет самодовольная ухмылка.

— Надо же! — говорит она. — А тебе не кажется, что сейчас чуток рановато просить у отца моей руки? У нас с тобой даже первого свидания еще не было.

— Это верно, — парирует Стэнли, — но я не люблю тянуть кота за хвост. Главное, чтобы твой старик не подкачал с приданым.

Она откидывает назад голову и демонстративно, гортанно и громко хохочет. Потом шлепает Клаудио по затылку.

— Идите в дом и сполосните свои клешни, дикари, — говорит она. — А я взгляну, не надо ли помочь маме.

Они втроем направляются к крыльцу.

— А на какой фильм вы идете? — спрашивает Стэнли.

— «Бонжур Тристесс», — отвечает Клаудио.

— Бон-джу-трис… что?

— «Бонжур Тристесс». Новый фильм Отто Преминджера, в главных ролях Дэвид Нивен и Джин Сиберг. В «Святой Жанне» она сыграла, на мой взгляд, не очень. Надеюсь, эта роль удастся ей лучше.

— Это какая-то лягушатница?

— Ква-ква-ква! — фыркает Синтия.

Распахивается дверь, и на пороге кухни возникает Эдриан Уэллс, нежно приобнимающий за талию Сюннёве. На лице его блуждает озорная ухмылка.

Он на дюйм или два ниже своей супруги, но не так пузат, как показалось Стэнли при их первой встрече, — порядком раздавшийся вширь, но скорее плотный, чем рыхлый. Должно быть, позапрошлой ночью на нем была куча одежек. Пыхтящий барбос тоже здесь: он подбегает к открытой двери и высовывает наружу маленькую уродливую морду, вращая выпученными глазками. Синтия успевает схватить его за ошейник и затаскивает обратно в дом.

Воздух на кухне пропитан запахами горячего масла, сельдерея, чеснока и жареной рыбы. Серо-голубые глаза Уэллса поблескивают за стеклами очков, как окатыши кварца, омытые внезапным ливнем.

— Приветствую вас, мои юные друзья! — говорит он громко, перекрывая скворчание сковороды. — Ваше появление здесь — это очень приятная неожиданность!

Рыбу подают на тарелках вместе с кусочками запеканки из спаржевой фасоли и ломтями белого хлеба. Сюннёве суетится, вытаскивая из чулана в коридоре дополнительный складной стул, пуская по кругу блюдо с огуречным салатом и т. п. Стэнли внимательно разглядывает еду, прежде чем ее попробовать.

Жареных грунионов едят целиком — с костями, как сардинок, — только вкусом они мало напоминают сардины, которыми его под Рождество угощали соседи-итальянцы в те годы, когда отец был на войне, а мама уже перестала разговаривать, так что он кормился где и как придется. Двигая челюстями, он думает о живом серебре прилива под луной, а также о пакете с рыбьими останками у задней двери — о перемешанных внутренностях, разевающихся крошечных ртах, затуманенных немигающих глазах. Он заставляет себя об этом думать, хотя на самом деле эти вещи его не волнуют. Рыба вкусная. Он голоден. Уже много месяцев он не питался вот так, по-домашнему, за кухонным столом.

Уэллс то и дело встает, чтобы подлить золотистое вино в полупустые бокалы.

— «Соаве классико», — говорит он. — Бутылки были куплены больше года назад. Как удачно, что я их сохранил! Это вино идеально подходит к рыбным блюдам. Бог ты мой — рыба по пятницам! Уж не хотите ли вы вернуть меня в лоно католической церкви? И ведь это может сработать, черт побери, это может сработать.

Уэллс в ударе, слова льются из него потоком, и никто даже не пытается разделить с ним место на авансцене. Сюннёве и Синтия вставляют по два-три удачных замечания каждая, да еще Клаудио в своем стиле задает пару вопросов мимо темы, а в остальном они позволяют Уэллсу расслабиться и нести все, что ему взбредет в голову. У Стэнли такое чувство, словно он наблюдает бой на шпагах в каком-то старом фильме, когда главный герой — скажем, Эррол Флинн или Тайрон Пауэр — в одиночку легко отбивается от дюжины противников, более всего озабоченных тем, как бы случайно не оцарапать голливудскую звезду. Синтия шевелит бровями и ухмыляется. Уэллс активно жестикулирует, почти не притрагиваясь к еде. В целом все это производит на Стэнли довольно тягостное впечатление.

— Кстати, о католицизме, — говорит Уэллс и начинает цитировать отрывки из своего только что написанного стихотворения.

Стэнли, крепко сжав челюсти и уставившись в тарелку, гоняет по ней вилкой зеленый стручок фасоли.

— Так вера может искривить пространство! — декламирует Уэллс. — Так изогнутся птолемеевы лучи! И так узрит святая Клара отраженье таинства мессы на пустой стене.

«Пожалуйста, остановись! — мысленно просит его Стэнли. — Не надо все портить! Да замолчи же ты!»

— Полагаю, вы в курсе, — продолжает Уэллс, — что Папа Римский совсем недавно, две-три недели назад, объявил Клару Ассизскую святой покровительницей телевидения. По крайней мере, это более удачный выбор, чем назначение архангела Гавриила патроном радиовещания, вы не находите? Церкви всегда была близка идея трансляции благой вести на громадные расстояния, но Папе, должно быть, пришлось помучиться с поисками подходящего небесного покровителя для этого дела. В последнее время меня особо привлекают подобные истории. Полагаю, это и станет главной темой моей новой книги. Власть образа. И образ власти.

— Вот ни фига себе! — перебивает его Синтия, глядя на стенные часы. — У нас времени уже в обрез! Кончай хавать, амиго, и ноги в руки! Начало сеанса никто ради нас не задержит.