Лучший полицейский детектив - Вадим Молодых

допускает. Он «мокрушник» со стажем. И все же в данном случае вроде бы слегка заигрался: ранил случайного человека. Я сказал «вроде бы». На самом деле он просто сымпровизировал: посчитал, что просто двух свидетелей, наблюдавших «обстрел» Савичева, мало. Надо еще одного из свидетелей «повязать кровью». В общем, очень убедительная инсценировка покушения получилась. А о том, что Савичев вечером того воскресного дня будет ставить свой автомобиль в гараж, тебе рассказал другой твой старый знакомый — некто Владислав Кузнецов. Тут тебе несказанно повезло: Кузнецов когда-то вел совместный бизнес с Савичевым, а потом их пути-дорожки разошлись. Но Кузнецов с Савичевым время от времени встречался и перезванивался. Ай-яй-яй! А чего же это ты так в лице изменившись? Не знаешь Владислава Кузнецова, бывшего предпринимателя средней руки, ныне уважаемого рейдера, подрабатывавшего на подхвате у покойного ныне Федяева, а потом с Федяевым разругавшегося? Зна-аешь. По глазам вижу, что знаешь!

А глаза Вербина вновь сделались стеклянными.

— Да, — продолжал Меньков, — потом ты настоятельно посоветовал своим знакомым из опорного пункта вызвать на допрос в качестве потерпевшего или свидетеля Савичева, хотя тот не собирался никуда жаловаться по поводу совершенного на него покушения. Он из тех, кто все свои проблемы разрешает самостоятельно, а если к чьей помощи и прибегает, то уж никак не к помощи милиции. Тебе важно было зафиксировать — на жизнь Савичева покушались. А то, как Савичев себя повел, тебе было только на руку — конечно же, бывший спецназовец сам решил разобраться с тем, кто его «заказал». А заказать его по логике вещей мог в первую очередь Федяев — ведь Савичев был пока что единственным свидетелем убийства Федяевым Алевтинова. И он якобы разобрался с Федяевым на следующий день — расстрелял предпринимателя из автомата. Кстати, от того же Кузнецова ты получил и весь расклад про Федяева: привычки, обычаи, распорядок дня. А потом передал все это своему «мокрушнику», Курганову.

— Чушь, бред! — прорычал Вербин, глядя в одну точку.

— Не чушь и не бред! Кузнецов сдал тебя, что называется, со всеми потрохами. Он из тех, что мать родную продадут, лишь шкуру свою холеную спасти. Но после убийства Федяева ты, конечно же, «гениально» «прозрел» убийцу и явился на квартиру Савичева уже на следующий день — естественно, арестовывать его. Ты устроил обыск в его квартире, не имея на то решения суда — рассчитывая, как всегда, обтяпать все задним числом. Но тут вся твоя дурь и вылезла наружу: ты подбросил Савичеву несколько патронов и глушитель. На этих патронах и на глушителе, конечно же, не оказалось отпечатков пальцев Савичева. Этот факт насторожит любого мало-мальски сведущего следователя. Не говоря уже о том, что само по себе предположение о киллере, хранящем патроны и глушитель в своей городской квартире — апофеоз глупости. Но тебя это мало интересовало, ты получил шанс расправиться с Савичевым. И расправился бы — тебе ведь не впервой забивать людей до смерти в застенках. Однако же тут у тебя осечка случилась — прежде, чем ты и твои подручные замордовали бы Савичева, он успел позвонить мне. Савичев, конечно, мужик тертый, да и вооруженных людей он за свою жизнь наверняка убил больше, чем ты безоружных. Однако он умеет думать, в отличие от тебя. И в отличие от твоего сына. Уж не знаю, ты ли его надоумил, или он сам такой «хэниальный» трюк придумал — посылать сообщения по электронной почте Цупиковой и Федяеву, а потом и мне, чтобы отвести подозрение от себя и перевести на своего приятеля Цупикова. А попытка убийства Савичева — на сей раз уже серьезная попытка — позволила задержать настоящего убийцу Федяева и устроившего первую, «ненастоящую» попытку покушения на Савичева.

Теперь Вербин посмотрел на Менькова взглядом затравленного зверя.

— Да-да, ты послал своего подопечного «мокрушника» Курганова убить Савичева. Курганов тебя тоже сдал. Вот это твое решение мне не совсем понятно. Для чего Савичева убивать? Чтобы он не рассказал о том, что ты стрелял в него — или в его сторону — когда ты вместе с Федяевым, начальником сизо и еще одним оборотнем в погонах избивал несчастного Алевтинова? Так ведь он уже рассказал мне, что и тебя опознал. Или ты решил, что свидетель на следствии и свидетель на суде — это две большие разницы по одесской формулировке? Или просто решил отомстить человеку, который всю игру тебе испортил?

Меньков устало откинулся на спинку стула.

— Ну что, Вербин, напишешь все, о чем я рассказал, и еще кое-что, или?…

— Что «или»? — злая, хищная гримаса искорежила жирное лицо майора.

— «Или» — это «или», — Меньков вынул из нагрудного кармана куртки мобильный телефон, почти не глядя на него, нажал на три кнопки одну за другой, поднес телефон в уху и сказал:

— Уже можно.

— Брось телефон, сука!

Вербин держал пистолет в вытянутой руке. Рука заметно дрожала. Однако черный зрачок смерти, глядящий на Менькова, все равно более чем впечатлял.

— Да ни хрена не брошу, — «Только не показывать, что я его боюсь. А ведь я его не боюсь…»

Звон разбитого оконного стекла, стук упавшего на пол пистолета. Меньков ничего не понял, кроме одного — пистолет надо подобрать с пола. Что он и сделал наилучшим образом — реакция не подвела.

Вербин с посеревшим, искаженным от боли лицом стоял, держась левой рукой за правое плечо. Вот он отнял руку от плеча — вся ладонь в крови. Взглянув сначала на ладонь, а потом на Менькова — полным удивления взглядом — майор рухнул на пол.

Вслед за звуком от падения тела на пол Меньков услышал звуки за дверью в коридоре: крики, топот.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Рябинин — в камуфляжном комбинезоне, в «бронике». Следом за ним в кабинет ввалились четверо дюжих ребят, в таком же облачении, с укороченными АКСами наизготовку.

— Чистая работа, — Меньков кивком указал на тело Вербина.

— А я думаю, что не очень, — удрученно сказал Рябинин. — Не перестарались ли?

— Нет-нет, — успокоил его Меньков. — Это он так, от огорчения на пол улегся.

28

Пятница, 24 сентября

Высокий, крепкий светловолосый парень в джинсовом костюме шел по аллее. Взгляд его беспокойно метался вправо — дом, несколько подъездов, скамейка, на ней никого, влево — голубятня, стол, за столом мужики, на столе бутылка стеклянная и большая бутылка пластиковая. В конце аллеи, перпендикулярно к ней, находился большой — на пять подъездов — панельный дом. Перед домом — дорога, которая заканчивается