Под знаменем Сокола - Оксана Токарева

ношу она на себя взвалила после битвы под стенами Итиля — не каждый мужчина вытянет. Конечно, дядька Нежиловец, старый Асмунд, Харальд альв, госпожа Парсбит и другие помогали ей, как могли, но бремя наиболее сложных и мучительных решений оставалось неизменно на ней.

— Ну, точь-в-точь моя мать! — откидывал на бок длинный чуб светлейший, глядя, как молодая женщина распоряжается первые дни после битвы в лагере, следя за тем, чтобы все, кому требуется помощь, были удобно устроены, всем хватало лечебных снадобий, перевязей и чистой воды.

— Ты слишком мало, девочка, отдыхаешь, — ласково пеняла ей госпожа Парсбит, вместе с другими печенежскими женщинами провожавшая раненых до Саркела. — Конечно, я рада, что все мои невестки разумны и трудолюбивы, но подумай о моём будущем внуке: ему ещё не пришло время появляться на свет.

— Я не делаю ничего такого, что могло бы ребёнку навредить, — улыбнулась ей Мурава. — А что до меня, мне бремя не в тягость, да и как могу думать об отдыхе, когда вокруг столько страданий.

Тойво беспокойство матери ханов Органа разделял. С утра до ночи находясь рядом, он не мог не замечать, что боярыня краса вечером буквально падает от изнеможения. Однако стоит кому-то позвать на помощь, и за ее плечами словно расправляются белые лебединые крылья, а руки превращаются в два солнечных луча, способных подарить свое тепло всем и каждому, кто в нем нуждается. Её усилиями от ран по дороге умерло в десять раз меньше людей против обычного.

И вот теперь бесстрашная ведунья, день за днём бросавшая вызов самой смерти, в голос рыдала перед иконой, попеременно произнося имена Александра, Анастасия и ещё не рожденного ребенка. Неужто пустая и почти неосуществимая угроза патрикия Калокира сумела так её напугать?

— Да он больше боярыни напуган, разве не видел, как заячий хвост дрожит! — хмыкнул в ответ на вопрос мальчугана Инвар, презрительно глядя на корсунскую крепость, в сторону которой удалился Калокир. — А вообще, ну и заварил ты кашу со своим рисунком! Ты хоть сам-то понял, что ты изобразил?

— Что увидел, то и изобразил! — пожал плечами Тойво.

— Ну-ну! — Инвар усмехнулся. — Неспроста вас, финнов, все считают колдунами. Впрочем, о чем это я, ты ведь и в самом деле из рода волхва!

— Да что в этом рисунке не то? — вспылил окончательно сбитый с толку Тойво.

— А вот что!

Инвар взял в руку уголь и обвел облако. Получилось, что над башней Сиагр развевается соколиное знамя.

— Теперь понял, какого ты страху навел! Ромеи и так сами не свои от беспокойства, никто ж не ведал, что у нас с хазарами все серьезно так выйдет, когда Икмор с Рогволдом, считай, без боя заняли Самкерц, стратиг, говорят, все дромоны к проливу направил, а тут еще ты со своими облаками. В Корсуни, конечно, подданных кагана называют христопродавцами, да только испанский корабль с хазарами на борту они буквально за пару дней до нашего захода в гавань выпустили. Понятно, хазары от нас не уйдут. Если не в море Русском, то в море Греческом их нагоним. Да только, понимаешь, что за дружба получается с подданными басилевса и с этим Калокиром? А ведь Святослав с ним собирается на Дунай. Не вышло бы худа. Хоть с наставником оставайся!

— Правильно! — обрадовался Тойво. — И зачем тебе в эту Нормандию идти?

— Сам не знаю, — болезненно поморщился молодой урман. — Верно, от себя убежать хочу. Помнишь, когда по верховьям Итиля ещё в Новгород шли, я на окрестные леса даже глядеть не хотел? Мне тогда в крике каждой пичуги Войнегин голос слышался, каждая берёзка кудрявая представлялась её косой. Теперь то же самое с дружиной. Всё мне чудится, расступятся ряды, да покажется она.

— Она сейчас среди валькирий, — посерьезнев, сказал внучок волхва, — тебя в битве станет беречь!

— Меня ли? — усмехнулся Инвар, вот только смешок получился больше похожим на всхлип. — Не ведаю, отыщу или нет в чужом краю свою судьбу, встречу лучше ли, хуже. Но другой такой, я знаю, не будет уж вовек!

Он провел рукой по лицу, пытаясь загнать обратно совершенно неуместные для воина слезы, а затем, чтобы развеять тяжкие думы, ещё раз поглядел на рисунок. На этот раз на его хмуром, озабоченном лице появилось удовлетворение.

— А вообще неплохо выглядит. Может, ты и в самом деле у своего деда пророческий дар перенял?

Дорога домой

Дважды Неждан бывал в Киеве, и дважды Град руссов и полян встречал его дождём и весенней распутицей. Нынешний раз не стал исключением: дождь лил, не переставая, а грязюка стояла такая, что лошади увязали до самого брюха. Хорошо хоть Днепр загодя ещё у порогов перешли, а то пришлось бы либо отращивать крылья, либо прыгать с льдины на льдину, как боярыня Мурава в Тешилове в прошлом году. Сидеть и пережидать разлив они не могли: уж больно важным поручением их почтил светлейший — первыми принести его матери и всей Руси весть о полном разгроме хазар.

Совпадавшую по времени с днем Сретенья Господня славянскую Громницу, день окончания зимы, когда, как говорят знающие люди, пробуждается после зимнего сна тучегонитель Перун и потому можно услышать первый раскат грома, они встречали победителями в Саркеле. Хотя грома в тот день никто не слышал (попробуй тут услышь, когда повсюду гремят да скрежещут разрубающие доспехи и шлемы секиры да мечи, а пение возвращающихся на гнездовья птиц заглушают боевые возгласы), воинский бог их не оставил и щедрым приношением не побрезговал. Да и Господь милосердный не отказался преподать урок смирения потомкам народа гордецов, не признавшего в Сыне Человеческом Бога.

Царь Иосиф за свою гордыню поплатился точно. Каждый, кого воля Божья поднимает над его народом, возводя на престол, должен знать, что настоящие твердыни — это не каменные стены, лесные крепи и речные лабиринты, а люди твоей земли. Только постигнув их чаяния и надежды, можно зажечь пламя победы, и не всегда пищей для этого огня является золото, да и кому оно нужно, когда хлеба нет. А что до стен, то могут ли они стать помехой для войска, в осенние дожди и зимние вьюги покорявшего горные хребты.

Неждан не чувствовал ни дождя, ни снега, не различал, стелется ли под ногами ровная степная дорога или вздымается отвесная скала и вертикальная стена. Каждый взмах его меча направляла взывавшая к мести кровь, и клекоту огненного сокола вторил гневный рык Ашины волка. Ох, Всеслава, Всеславушка, зоренька ясная! Верно, правы были древние, полагавшие, что легкомысленная женка