Быть Джоном Ленноном - Рэй Коннолли

и столь же успешный альбом, «Band On The Run». Если Джон и завидовал, а это, вероятно, было так, он этого не показал.

Перед уходом Пол преподнес бывшему партнеру сюрприз — отвел Джона в сторонку и сказал, что Йоко недавно была в Лондоне, где заняла место Леннона в совете директоров Apple и сказала: если муж хочет вернуться к ней, «ему придется потрудиться». Маккартни играл роль посредника между Джоном — и женщиной, которая так часто его разъяряла и поспособствовала распаду Beatles! Должно быть, Леннон подумал, что жизнь весьма иронична.

Как бы ни восхищался Джон голосом Гарри Нилссона, сессии шли не так хорошо, как он ожидал. Проблема была отчасти в том, что Гарри губил связки наркотой и пойлом и под конец начал кашлять кровью. Но дело было не только в этом. Гарри, Ринго и Кит Мун хотели каждую ночь устраивать вечеринки, и Мэй иногда казалось, что она живет в «приюте для умалишенных». Пол тоже назвал их образ жизни безумием.

Вскоре Джон начал понимать, что впереди пропасть. И раз он был продюсером пластинки, то он за нее и отвечал. «Я словно очнулся посреди всего этого и подумал: «Здесь что-то не так. Привести бы себя в порядок»». Он так и сделал, а потом отвез и Гарри, и пленки в Нью-Йорк и записал новые аранжировки.

Может, визит Пола, делавшего успешную сольную карьеру, вдохнул в Леннона дух прежнего соперничества, когда он увидел себя глазами Маккартни — старый друг, уходящий в никуда, выбрасывающий свой талант в современной стране лотофагов[157]? Или такой эффект оказали слухи о том, что Йоко задумалась о поиске адвоката по разводам?

Вернувшись в Нью-Йорк, он поселился в нескольких кварталах от «Дакоты», в отеле Pierre, куда к нему приехала Мэй. Вскоре Йоко предложила им переехать в «Дакоту» — в другие недавно освободившиеся апартаменты, — но Джон предпочел вместо этого снять квартиру для себя и Мэй на 52-й улице, в квартале Саттон-плейс.

Йоко была довольна. А когда он, ускользнув на ночь со случайной знакомой, попросил Йоко сказать Мэй, что переночует в «Дакоте», ее это позабавило. Странная выходила картина: жена лжет любовнице мужа, прикрывая его неверность любовнице.

Джон всегда любил Нью-Йорк и, вернувшись, вскоре отправился в студию творить новую пластинку. Он назвал ее «Walls and Bridges», а для конверта попросил тетушку Мими прислать ему несколько иллюстраций, которые нарисовал в школе, в одиннадцать лет. На одной была игра в футбол, а на другой — двое краснокожих индейцев в голливудском стиле на лошадях, скачущих к художнику. Прошлое никогда его не покидало. Стоило ему позвонить Мими, она всегда хотела узнать, когда снова его увидит. И он никогда не мог этого сказать. Проблема с визой все еще «решалась», и он не покидал США — а вдруг не пустят обратно? Он просил тетю приехать в гости, но та всегда отвечала, что «ноги ее не будет в стране, где у полиции пистолеты». Скорей всего, она просто упрямилась и не хотела ехать.

«Walls And Bridges» была намного лучше, чем «Mind Games», хотя склонность Джона рефлексировать и жалеть себя по-прежнему сохранилась в таких песнях, как «Nobody Loves You (When You’re Down And Out» и «Scared») — кстати, довольно неплохих. И тем не менее, когда как-то вечером он сыграл эти песни Элтону перед тем, как их записать, тот спросил, а можно ли ему принять участие, — и выбрал песню «Whatever Gets You Thru The Night», в которой играл на органе и подпевал. Эта песня нравилась Джону меньше всех других на пластинке, но Элтон знал американский рынок грампластинок лучше и настаивал: это будет хит номер один. Джон сказал: если это произойдет, выйду с тобой на сцену, — он не думал, что такое вообще возможно. Сингл полностью провалился в Великобритании, но в США побил планку продаж в миллион экземпляров — впервые с выхода «Imagine» в 1971 году.

Но не всех радовал успех пластинки: Леннон поистине злобно растерзал Аллена Клейна в песне «Steel And Glass». Пятилетний контракт, к подписанию которого Джон подтолкнул Джорджа и Ринго, уже истекал, возобновлять его никто не собирался, и Джон, чувствуя, что Клейн каким-то образом его обманул, прибег к единственному способу отомстить, который знал. «You leave your smell like an alley cat»[158], — пел он.

Клейну это не понравилось, но у него были проблемы и поважнее. Четыре года команды юристов в Нью-Йорке и Лондоне пахали как ломовые лошади, пытаясь понять, как расформировать партнерство Beatles, и теперь близились к соглашению. Джон уже был готов согласиться с Полом в том, что наем Клейна был ошибкой, и они составили отдельный иск против американского менеджера. Естественно, дабы защитить себя и свой бизнес, Клейн, в свою очередь, подал в суд на битлов.

Пол был прав, когда сказал, что судебные издержки, связанные с роспуском Beatles, не просто годами кормили множество юристов, но и позволили тем оплатить учебу своих детей в колледже. Законники были повсюду. Как только одна команда составила соглашение с ATV Music насчет Northern Songs, появилась еще одна проблема — и ею занимались уже другие юристы. Новый спор касался давней записи Beatles «Come Together» — той самой, в которой Джон, наплевав на предостережение Пола, стянул строку из песни Чака Берри. Бизнес есть бизнес, без исключений для музыкальных издательств, а потому глава компании, владевшей правами на песню, конечно же это заметил — и конечно же желал компенсации.

Звали его Моррис Леви. В сфере грамзаписи он был довольно известен, характером отличался жестким и плюс ко всему был связан с мафией. Джону казалось, что примириться довольно просто: стоило всего лишь добавить на свою пластинку «Rock’n’Roll» еще три песни из каталога Леви. Аудиопленки, которые умыкнул Фил Спектор, в конце концов удалось вернуть — о да, для этого на Capitol Records появилось еще больше юристов, — и Леннон стремился закончить все как можно быстрей.

Несмотря на все предупреждения о Леви, Джон был от него просто в восторге. Временами его наивность не знала границ. Леви — человек с характером, сказал он. И верно, тут не поспорить. Записав требуемые песни, Джон был так рад завершить пластинку, что отправил Леви несведенную копию всех пленок. И это была его очередная большая ошибка.

К тому времени он и Йоко уже пятнадцать месяцев как разошлись. Мэй вспоминала: когда жена предложила развестись, Джон согласился. Но Йоко, вернувшись из провального сольного тура по Японии, сказала,