Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина де Жирарден

Придворный бал… вы и сами знаете, что это такое: собрание буржуа.

Бал или, точнее, вечер знаменитостей… и это вы тоже знаете: восхитительное собрание людей высшего ума, портретная галерея мыслителей: все стремятся на них посмотреть. Здесь получить удовольствие нетрудно; само приглашение сюда лестно, а лесть всегда греет душу.

Наконец, последняя разновидность бала — бал вынужденный, даваемый из нужды, по обязанности и по долгу службы. Отличительная его черта — восхитительная гармония. Здесь каждый изъян уравновешивается изъяном противоположного толка. Залы украшены безвкусно… но зато дурно освещены. В этой комнате слишком жарко… но зато в другой слишком холодно. В салоне гости задыхаются… но зато в столовой, выходящей прямо на ледяную лестницу, у них зуб на зуб не попадает. Оркестр состоит из одних посредственностей… но зато его совсем не слышно; он играет в соседней комнате. Угощение скудное, но зато скверное. Кавалеры редки… но зато стары. Дамы некрасивы… но зато одеты не к лицу. На таком балу не встретишь ни умелых танцоров, ни хорошеньких барышень, — а без них элегантного бала не устроишь; впрочем, хозяина это не заботит; ему важно собрать у себя как можно больше людей, от которых он зависит и в которых нуждается: начальников, имеющих власть, либо вельмож, пользующихся влиянием; между тем люди, до которых мы имеем нужду, всегда кажутся нам уродливыми. Говоря короче, вынужденный бал всегда печален и на редкость скучен; зато он заканчивается рано, а это большая удача; вдобавок если у хозяина дома, когда он с вами прощается, на лице написано: «Я пригласил вас не ради собственного удовольствия» — вы, откланиваясь, можете придать своему лицу выражение, означающее: «Да и я искал не веселья».

Вот и все разновидности балов. Мы забыли упомянуть лишь один — тот, на который мы приглашены сегодня вечером. Время не ждет, пора собираться.

17 апреля 1841 г.

Навуходоносоры. — Турецкий концерт

Каждый день мы слышим: предрассудки побеждены… Теперь, когда предрассудков больше не осталось… Это могло сойти с рук в те времена, когда предрассудки еще были в силе, но теперь…

Теперь их больше, чем когда бы то ни было; мало того, предрассудки царят повсюду и распространяются на всё без исключения; каждая из сторон выдвигает свои предрассудки в пику стороне противной. Да и как можно ожидать, чтобы в стране выскочек не было предрассудков? Что же такое жажда преуспеть, как не потребность подняться вверх по общественной лестнице и, достигнув высоких степеней, презирать всех тех, с кем знался в юности? Что такое честолюбие, как не предрассудок, вытекающий из излишней любви к почестям? А ведь тот, кто питает излишнюю любовь к почестям сегодняшним, становится помимо воли сообщником тех гордецов, что питают излишнее почтение к почестям прошлого. Страстно желать того же, что и твои противники, значит признать их заслуги. Разве не вправе поборники прошлого сказать одному из современных государственных мужей: «Вы гордитесь, что стали президентом; а между прочим, среди моих предков президентов найдется целых три[533]!» Разве не имеют они права сказать другому: «Вы гордитесь, что стали министром Его Величества Луи-Филиппа; а между прочим, мой прадедушка был министром Его Величества Людовика XIV». Наконец, они имеют право сказать третьему: «Вы добиваетесь чести представлять короля-гражданина при дворе республиканца Эспартеро; а между прочим, мой двоюродный дедушка имел честь в 1528 году представлять христианнейшего короля при дворе Его Католического Величества короля Испании». Как видите, если кто и поддерживает древние предрассудки, так это сами новые выскочки.

Вдобавок, поскольку эти новые гордецы занимают все почетные места, они вынуждают старых гордецов хвалиться одними лишь воспоминаниями. Старых гордецов вытесняют из настоящего, и они укрываются в прошлом; лишившись всех должностей из-за собственной преданности, они утешаются памятью о тех славных должностях, какие занимали некогда их предки. Они находят удовольствие в том, чтобы меряться древностью рода; можно ли их упрекать? Ведь ничего другого им не остается; в ожидании занятий более серьезных они играют в игрушки. Виноват же в этом не кто иной, как вы, господа выскочки; вы сами без ума от того, чем гордились ваши предшественники, и, следовательно, поднимаете в цене предметы их гордости; вы отлучаете этих людей от дел, а они сходятся, чтобы посмеяться над вашими притязаниями; в уединении их гордыня растет не по дням, а по часам, и чем многочисленнее предрассудки, какие вы питаете в пику им, тем охотнее они отвечают вам взаимностью.

Как! У них осталось одно-единственное преимущество перед вами, и вы хотите, чтобы они от него отказались? это было бы безумием с их стороны: они должны держаться за него тем более крепко, что других вы им не оставляете.

Кстати, нет ничего более забавного, чем наблюдать за тем, как нынче в большом свете готовятся браки.

За сведениями о женихе обращаются теперь не к его родственникам и не к его друзьям; нет, за ними обращаются в библиотеку; родные невесты тайком роются в старых дворянских грамотах, и если обнаруживается, что претендент происходит из рода слишком молодого, известного всего две или три сотни лет, ему отказывают без колебаний, как бы он ни был хорош, умен и влюблен; и точно так же без колебаний предпочитают ему более удачливого соперника — хилого урода, глухого недоумка, чье общество отвратительно, зато герб безупречен.

Предположим, мать невесты узнает, что благородный муж, коего она прочит в супруги своей возлюбленной дочери, страдает тем недугом, какой исцеляли короли Франции, но какого не исцеляет король французов[534]… Матримониальных ее планов это не изменит; неважно, что у будущего зятя нехорошо со здоровьем; главное, что он из хорошего рода. Другое дело, если она узнает, что жених происходит не из славного рода нормандских Навуходоносоров (мы нарочно выбираем имя столь экзотическое, чтобы избежать каких бы то ни было намеков), а, совсем напротив, из захудалого рода Навуходоносоров овернских; что он родня вовсе не хорошим Навуходоносорам, а Навуходоносорам плохоньким… В этом случае она тотчас разорвет помолвку: о свадьбе не может быть и речи… И не подумайте, что невеста придет в отчаяние и будет возражать против столь сурового приговора; нет-нет, она и сама прекрасно знает, чем настоящие Навуходоносоры отличаются от поддельных; она ни за что не согласится на мезальянс; она не захочет повторить судьбу той несчастной, чью историю мы слышали накануне, — бедняжка происходит из славного рода и желала найти себе супруга под стать, но ошиблась в выборе. — Она выбрала неподходящего… мужа?.. — Гораздо хуже, она выбрала неподходящего… Навуходоносора. Через три месяца после свадьбы она обнаружила, что супруг ее принадлежит вовсе не к тому родовитому семейству, имя которого он носит!.. что он происходит не от хороших Навуходоносоров, а от Навуходоносоров плохоньких. — Несчастная! Как мне ее жаль! — Самое же ужасное в ее положении то, что она ждет ребенка, и это открытие заранее осквернило для нее все радости материнства. Ведь, как она ни старайся, она сможет произвести на свет только плохоньких Навуходоносоров и будет иметь право воскликнуть, по примеру госпожи де Ла Реньер: «Стоило ли так сильно мучиться ради того, чтобы произвести на свет простолюдина!»[535]