Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография - Дж. Майкл Стражински

ясно видел, что некоторые еще были живы, но команда уже была готова закидывать их землей, чтобы они задохнулись и умерли».

Я также нашел рассказ отца о том, как соседи предупредили Софию о том, что ей лучше уехать, так как ее могли принять за пособницу нацистов: «Партизаны считали, что мать была на стороне фашистов, потому что она работала на станции и готовила еду для немецких солдат».

Даже в детстве я не понимал того, о чем здесь было написано. Немцы заставляли множество гражданских лиц (и евреев, и всех остальных) работать на заводах и фермах, но их никто не считал коллаборационистами, ведь все понимали, что отказ обычно заканчивался пулей в лоб. Коллаборационисты же добровольно сотрудничали с нацистами, по собственной воле. Так почему же семью Чарльза принимали за коллаборационистов, если у них не было другого выбора?

Потом я вспомнил, как мой отец описывал девочек-евреек, которые работали на Софию, словно рабы. Работали не с ней, а на нее, то есть в ее подчинении. А еще была военная форма, которую Чарльзу подарили немецкие солдаты, которых он считал своими друзьями. Он всю жизнь хранил эту форму, и она была в прекрасном состоянии, но другим членам семьи при этом врал, что давно уже выкинул ее.

Это могло значить только то, что форма была ему очень и очень дорога и имела для него особенное значение.

А что, если угроза быть убитыми партизанами возникла вовсе не из-за недопонимания с их стороны? А если они на самом деле были коллаборационистами? Вряд ли в мире существует более убедительное доказательство того, что ты поддерживаешь не ту сторону, чем гордая демонстрация специально сшитой для тебя нацистской формы. Вполне логично, что, учитывая это обстоятельство, у местных жителей зародились сомнения.

Это также объясняло и то, что моя бабка всегда так нервничала, когда разговор заходил о ее отношениях с немцами, которые управляли железнодорожной станцией.

Она настаивала на том, что они разговаривали только на общие темы, а с офицерами СС, которые регулярно появлялись в округе для уничтожения «нежелательных элементов», вообще никогда не имела дела. Бабка всегда говорила, что они были в подчиненном положении и трудились как рабы на галерах, и добавляла, что им никогда не разрешали уходить далеко за территорию станции. Послушав ее, можно было решить, что они жили разве чуть лучше, чем тюремные заключенные, вечно голодали и носили одну и ту же истрепанную одежду годами.

Но все эти рассказы сильно отличались от того, что я видел на фотографиях, развешанных на стенах в бабкиной квартире. На этих снимках бабка была одета в явно дорогую одежду и обувь и под ручку прогуливалась с немецкими офицерами в магазинах, где явно что-то с ними покупала. Как же так получилось, что я не обращал внимания на эти фотографии и не нашел разницы между тем, что видел на них, и тем, что рассказывал отец? Они ведь все это время были у меня под носом.

В его рассказе неизменной осталась ключевая часть, в которой он описывал, как наблюдал за расстрелом евреев из «старого бункера времен первой мировой войны».

«Из бункера, в котором я прятался, я ясно видел, как…»

Мы всегда принимали этот рассказ таким, каким он был, других источников просто не было. Но теперь вся история была в интернете, где тут же появились свидетельства других очевидцев, в которых события в Вишнево и массовое убийство евреев описывались совсем иначе. Например, вот что писал об этом Шломо Елишкевич:

«В тот месяц немцы убивали чуть ли не каждый день.

Однажды они собрали тридцать восемь евреев и отвели их на еврейское кладбище. Среди этих людей были Яков-Хирш Елишкевич и его сын Абрам Биньямин, а также Хирше Роговин, Айзик Роговин и многие другие. Немцы заставили их вырыть большую траншею. Когда они закончили копать, их всех загнали в траншею и расстреляли из пулемета, который был установлен на холме поблизости, на крыше старого немецкого бункера времен Первой мировой войны.

После этого жертв засыпали землей. Свидетели утверждали, что еще целых три дня земля продолжала шевелиться, потому что некоторые из расстрелянных были еще живы».

Я прочитал эту фразу, и у меня кровь застыла в жилах:

«Пулемет был установлен на холме поблизости, на крыше старого немецкого бункера времен Первой мировой войны».

Я просмотрел комментарии и нашел один, который принадлежал моему отцу. Он писал, что все было не так:

«Еще одно неточное воспоминание, в котором пишут, что евреи, которые погибли на кладбище в Вишнево, были убиты из пулемета, установленного на крыше старого бункера. Это неправда. Это было бы невозможно сделать с бункера. Все произошло непосредственно на кладбище, а я наблюдал за всеми событиями именно из бункера в тот день».

Я обнаружил еще одну страницу с заметками отца, которые он случайно загрузил на сайт, когда отвечал на частные письма, которые он, видимо, получал от тех людей, что выжили в той мясорубке[95]. Один из ответов был адресован женщине по имени Двора Гелберг, которая писала, что «все жертвы были евреями и были убиты нацистами и коллаборационистами из местных». (Выделено мной.) Ее письма отцу я не нашел, но могу предположить, что она тоже упоминала о пулемете на крыше старого бункера. Это было ясно из ответного письма отца:

«То, что я помню и что навечно останется в моей памяти, это люди, убиваемые на кладбище, пока я смотрел из немецкого бункера времен 1й мировой войны, который находился напротив кладбища. Там не было пулемета на крыше бункера, только я, с широко открытыми глазами».

Итак, отец утверждал, что пулемета на бункере не было.

Однако многие выжившие настаивали на обратном и писали, что пулемет стоял именно там и именно оттуда стреляли по толпе евреев.

Отец говорил, что их семью подозревали в сотрудничестве с нацистами.

Свидетели утверждали, что жертвы пали от рук нацистов и местных коллаборационистов.

На основе его собственных слов и того, что писали другие свидетели, выходило так, что мой отец, подозреваемый в сотрудничестве с нацистами, находился как раз в том самом бункере, с которого расстреливали несчастных евреев. Как писали другие свидетели, пулемет стоял именно на крыше этого бункера.

Здесь явно было противоречие. Но что, если это не противоречие?

А что, если обе стороны были правы?

Иными словами, свидетели говорили правду о пулемете на крыше бункера, и отец тоже говорил правду, когда вспоминал, как наблюдал за расстрелом, будучи в том же бункере. Разве не он утверждал, что был частью происходивших тогда событий?

Чарльз рассказывал нам свою версию в то время, когда был уверен, что никто не сможет опровергнуть его слова. Но