Семь портретов - Александра Флид

Она повернулась к нему, а затем протянула руку, словно желая дотронуться до его рубашки. Артур сделал шаг навстречу, подходя вплотную к столу и протягивая руку в ответ. Их пальцы соединились, и она легко сжала его ладонь.

– Ты купил мне ткань для платья, помнишь? Ты смотрел на меня в театре и писал мне короткие послания в той книжке, пока шел спектакль.

В тот вечер она увидела Элизу, и, насколько он помнил, это привело к полному провалу. Неужели было и что-то хорошее?

Тем временем она отпустила его руку и вновь обратила лицо к окну.

– Тогда, как ты помнишь, все закончилось не очень хорошо. Но в то же время я почувствовала себя желанной. Странное ощущение – мужчина находит меня привлекательной. Я способна волновать, пробуждать чувства, вызывать восхищение. Разум кричал мне, что все это эфемерно, что на самом деле это просто обман, и я поступила так, как велел рассудок. Однако я все же запомнила то приятное чувство, возникшее в тот момент, когда в темноте зрительного зала я поймала твой взгляд на себе.

Все то время, пока Артур обходил стол, чтобы встать за ее спиной, пока обхватывал ее талию и притягивал к себе, на его лице играла счастливая улыбка. Их тела соприкоснулись, и Рита прижалась к его груди, поворачивая голову и касаясь его щеки своей щекой.

– Пусть так будет всегда, – целуя мочку ее уха, сказал он.

– Так и будет, пока рядом со мной находится мой король, – пообещала она, тихонько рассмеявшись и касаясь его лица кончиками пальцев.

– Никакой я не король, – смутился Артур.

Она засмеялась чуть громче, и он опустил лицо к ее шее, скользя кожей по мягким каштановым волосам и тоже начиная посмеиваться.

– Ну, хорошо, я согласен стать королем, только если ты будешь рядом, – соглашаясь на компромисс, выдохнул он.

Эпилог. Робби

В пятьдесят девять все ощущается не так, как в девятнадцать.

Роберт медленно подходил к дому, в котором провел четыре года своей жизни. Иногда он думал, что это время и было самым счастливым в его судьбе.

Дорога была разбитой и заброшенной, хотя в некоторых домах Пятого переулка все еще жили люди. Теплый и влажный июнь вступил в свои права, и Роберт наслаждался неспешной прогулкой по местам последних лет своего детства. Как странно – в те времена он твердо верил в то, что повзрослел и открыл все тайны жизни. Последовавшие за этим годы доказали обратное – он был всего лишь самоуверенным глупцом, пропустившим в жизни так много важного и даже необходимого. Роберт никогда не был женат и не имел детей. Иногда он начинал жалеть об этом, но чаще всего в его душе царило странное спокойствие, уже давно пришедшее на смену жажде новых ощущений.

Впрочем, со стороны всегда казалось иначе – по части иллюзий он преуспел. Прожив всю жизнь в бесплодных попытках отказаться от своего сходства с отцом, Роберт был вынужден признать, что искусство маскировать действительность он унаследовал от Антона в полной мере.

Калитка с облупившейся краской поддалась очень быстро – проржавевший замок явно не нуждался в ключе. Дорожка к дому сохранилась на удивление хорошо, да и крыльцо выглядело почти так же, как и в те времена, когда Рита выметала его по утрам.

– Ну, здравствуй, старый друг, – вздохнул Роберт.

В руке у него была сумка, которую пришлось опустить на деревянный пол перед дверью, чтобы вынуть из кармана ключ и открыть дом.

Гостиная все с той же мебелью. Камин, лампа, телефон. Занавески – те же самые, которые так не понравились его матери в день переезда. Диван, на котором спал Артур, ее второй муж. Вспомнилось, как уже после покупки нового дома Артур хотел перевезти этот диван в большую гостиную двухэтажного особняка.

Роберт остановился в дверях, сжимая зубы и боясь заплакать. Даже сейчас, когда никто не видел его, он пытался контролировать все свои эмоции.

Слой пыли говорил яснее всяких слов – в этой комнате никто не находился лет двадцать. Шестнадцать, если быть точнее. Ровно столько лет прошло с тех пор, как не стало Артура.

Роберт прошел дальше, открыв вторую дверь и оказываясь в узком коридоре между двумя комнатами. Ничего не изменилось. В его старой комнате все было по-прежнему. Небольшой шкаф, еще более жалкий гардероб с приоткрытыми дверцами, письменный стол, застеленная нелепым покрывалом кровать. Он застыл посреди комнаты, ощущая, как прошлое наваливается на него тяжелым грузом, под которым ему хотелось забыться и уснуть навсегда.

В спальню матери он входил впервые. Здесь все было незнакомым, но ему казалось, что в воздухе еще хранился аромат ее масляных духов. Напрасные иллюзии – в комнате было пусто и тоскливо. Заправленная постель, покрытый слоем пыли сундук, помутневшее зеркало – все выглядело заброшенным и забытым.

Оставался задний двор с полуразрушенной беседкой. Кухня с котлом и ванной, столовая, в которой еще стоял обеденный стол и пара стульев – ничего не изменилось. После того, как он уехал в другой город, чтобы работать вместе с Эрнестом, в этом доме жили только два человека, и все было рассчитано лишь на них. Насколько он помнил, в те редкие дни, когда он мог приехать к ним в гости, Рита и Артур не изменяли своим привычкам. Они могли есть из одной тарелки и пить чай из одной чашки. Правда, чтобы увидеть это, следовало постараться застать их врасплох. Роберт улыбнулся, вспоминая неловкое «Мы пьем чай», за которым можно было увидеть всего одну кружку на столе. И одну ложку. За простым «Мы обедаем» открывался натюрморт с одной чашкой или тарелкой. Близость, которую ему не удалось постичь даже через много лет, связывала их крепче признаний и клятв.

Роберт прошел к беседке, а потом опустился прямо на деревянный настил.

Настало время открыть то, к чему он не притрагивался столько лет.

И почему Морис не показал ему это раньше? Старший сын Артура и Риты всегда страшно ревновал свою мать к Роберту. Он не понимал, что для нее Робби навсегда остался самым первым ребенком, которому она дарила свою нежность еще очень долго, вплоть до самой смерти.

Рита ушла в пятьдесят пять. Вместе с ней погиб их личный водитель, которому также не довелось пережить столкновение на дороге. Он все еще не понимал, почему эти молодые гонщики не ездят по безлюдным трассам. Роберт вспомнил тот день, когда получил телеграмму от Артура.

«Моей жены и твоей матери больше нет с нами. Приезжай».

Морису было восемнадцать, Фелиции – их второй дочери – шестнадцать. Они тяжело переживали потерю матери. Насколько он помнил, они постоянно плакали, почти ничего не ели и забросили школу на целый месяц. Хотя он никогда этого не показывал, Роберт и сам едва сумел справиться со своей болью. Представлять, как смерть своей любимой жены пережил Артур, он даже не хотел.

Фелиция часто обращалась Роберту. Сестра всегда первая писала письма, звонила каждый месяц и приезжала со своей семьей несколько раз в год. Она удачно вышла замуж и родила двух сыновей. Морис также женился, но детей у него не было. Роберт закрыл глаза и прислонился к деревянной колонне беседки. Хорошо, что Артур успел увидеть все это перед тем, как его накрыл удар шестнадцать лет назад. Ему было пятьдесят два, когда он умер.