Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар

Находилась в этом стойбище и группа людей, давно уже ни на что не реагировавших. Они сидели или лежали на земле, а если и поднимались когда, то лишь приложив неимоверные усилия. Было ясно: летальный исход их недуга уже недалек.

Завершали эту ужасную картину ястребы. Черные маленькие хищники – обитатели Южной Америки, поглощающие все, что гниет, – энергично терзали труп, валявшийся у смоковницы.

Там и сям в углублениях почвы виднелись человеческие останки, но остававшиеся еще в живых жертвы проказы вели себя так, словно их совершенно не пугала мысль о том, что скоро и их кости присоединятся к этим.

И Жак снова вспомнил зловещие слова: «Отсюда не выносят даже трупы», – столь впечатляюще проиллюстрированные мерзкими птицами.

– Бежим отсюда, – заплетающимся языком произнес он. – Мне плохо!.. Тут пахнет чумой… Эти заживо гниющие люди… Эти трупы… Как отвратительно здесь все!.. Попытаемся же выломать дверь!

– Непременно!

– Лучше разбить себе голову, чем оставаться здесь! Смерть не так страшна, как жизнь прокаженного!..

Двое белых людей, неподвижно сидевших на земле, стали постепенно привлекать к себе внимание все большего числа больных. Наиболее активные из прокаженных, уставившись на новеньких мутными глазами, подошли к ним поближе и заговорили между собой глухими, низкими, лишенными тембра голосами, столь характерными для пораженных страшным недугом, чьи голосовые связки покрыты бугорками и в силу этого не в состоянии производить полноценные звуки.

– Это шапетоны[220], – шептали они, глядя на полных жизни, здоровых, белокожих людей. – Настоящие белые европейцы… У них голубая кровь… Что делают они здесь, среди нас?

Завершали эту ужасную картину ястребы

Жак и Жюльен, видя, что мерзкое стадо под предводительством особенно отвратительных типов направилось вдруг прямо на них, вскочили на ноги. Прокаженные тотчас же остановились.

– Эти несчастные не должны нас касаться! – крикнул Жак своему другу, не в силах преодолеть отвращения, которое ему внушала сама мысль о возможности контакта с отверженными. – Проказа ведь заразна, правда?

– Не знаю, – ответил Жюльен. – Некоторые медики утверждают, что она незаразна, чего не скажешь о слоновой болезни. Заслуживающие доверия лица говорили мне недавно в Гвиане, что элефантиаз может передаваться через мошкару[221].

– Позволь мне все же удостовериться, и без промедления, в том, что дверь не так уж крепка.

– Но сперва выслушай меня, всего пару слов!

– Говори.

– Так вот, прежде чем сыграть нашу, возможно, последнюю партию и рискнуть жизнью ради свободы, я хотел бы поклясться за нас двоих в том, что где бы и когда бы мы ни нашли бандитов, бросивших нас сюда, мы убьем их, как бешеных животных! Железо, огонь, засада, яд – все сгодится для этой цели!

– Браво! – отозвался горячо Жак. – Я полностью согласен с тем, что ты сказал… От той перспективы, что ждет нас здесь, у меня кровь стынет в жилах… Так возьмемся же за дело!

Он повернулся к двери, окинул ее взглядом сверху донизу и невольно издал разочарованный возглас.

– Что такое? – спросил Жюльен.

– Дело в том, что дверь в этом проклятом месте, где все как будто бы гниет и рушится, крепка, как в за́мке.

– Действительно, доски и брусья у нее – из тропических пород деревьев, чьи волокна не поддаются разрушению. Такое дерево не берет даже огонь, топор – и тот отскакивает от него… А как обстоит дело со стеной?

– С теми возможностями, какими мы обладаем сейчас, она для нас неприступна. Сам посуди, высотой почти в пять метров и так гладка, словно сложена из отшлифованного камня.

– По-моему, тут и дырки не провертеть… Да и времени в обрез: скоро о себе даст знать голод, а у нас – ни крошки!

– В таком случае сосредоточим усилия на двери: а вдруг, несмотря ни на что, и получится!

Проведенное Жаком предварительное ее обследование, весьма поверхностное, создало у него впечатление, что она – из железного дерева[222]. Удрученный данным обстоятельством, он начал все же внимательно изучать строение этого, казалось бы, непреодолимого заслона и обнаружил, к радости своей, что ржавчина основательно разъела железные петли, скобы и гвозди в досках и брусьях, соединенных между собой очень грубо: судя по всему, сооружавшие дверь не обладали ни необходимыми навыками, ни соответствующим инструментом. Если дерево прекрасно сопротивлялось чудовищной сырости, царившей в этом месте, то железо, напротив, поддалось окислению, которое повсюду оставило следы своей разрушительной деятельности. Будь у узников небольшой лом или даже крепкая деревянная палка, они смогли бы, вероятно, без особого труда выломать доски. К несчастью, в распоряжении друзей не имелось ничего подходящего, например, того же молотка из их багажа, с которым так шустро удрали предавшие путешественников провожатые. Однако Жак и Жюльен обладали мужеством и волей, подкрепленными горячим желанием как можно скорее выбраться из этой проклятой западни.

Напружинив мускулы, отважные французы обрушили всю свою силу на те доски, которые, представлялось им, держались в двери не столь прочно, как остальные. Деревянная конструкция содрогнулась, железные детали забренчали.

– А ну-ка еще раз! – прохрипел красный от натуги Жюльен. – Это сооружение не такое прочное, как я предполагал!.. Дело движется!..

– Поднажмем же! – прокричал Жак, вновь атакуя бессловесного противника, преградившего им путь к свободе, и услышал в ответ заунывный скрип потревоженного дерева.