Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

Дело для московской стороны усугублялось еще и тем, что гонца прислали ко двору шведского короля, не испросив для него заранее опасной грамоты. Это считалось нарушением норм дипломатического этикета, а поскольку стороны на тот момент находились в состоянии войны, то неприкосновенность и даже безопасность гонца не гарантировались.

Процедура вручения грамоты растянулась на несколько месяцев. Она вылилась в сложную драму, сопровождавшуюся сначала уговорами, потом угрозами королевских людей, с одной стороны, и стойкостью посланника — с другой. «Приехал ты в нашего государя землю, так и должен исполнять нашу волю, что нам надобно», — настаивали шведы. На что гонец отвечал: «Приехал я в вашего государя землю, а волю мне исполнять царского величества, своего государя, а не вашего».

Сломить волю московского посланника не могли ни угрозы пыткой голодом, ни побои. Шведы продолжали упорно стоять на своем: «Ты это сделал не гораздо, что ехал без королевской опасной грамоты; сам знаешь, что государь твой нашему государю большой недруг, такой, какого еще не бывает; государя нашего короля хотел извести, государыню нашу королеву хотел к себе взять, землю повоевал, два города взял, послов наших бесчестил да писал к нашему государю грамоту неподобную, такую, что нельзя слышать и простому человеку; и над тобою государь наш сделает то же, если не отдашь нам грамоты своего государя». Московский гонец оставался непреклонным. Король по-прежнему не желал принимать грамоты, будучи уверенным, что в ней та же брань, что и во всех последних посланиях московского царя, а это для короля было крайним унижением. Дошло до того, что гонца и всех прибывших с ним людей обыскали, тщательно проверили все их вещи, вплоть до того, что снимали оклады с имевшихся у них икон, но грамоты так и не нашли. Осталось загадкой, где они сумели ее спрятать. Наконец, дело уладилось просто. Русских посланников пригласили на прием к королю и позволили вручить грамоту. Но тем, никогда в глаза не видевшим шведского Юхана, было невдомек, что они вручили цареву грамоту не королю, а одному из его вельмож, посаженному на королевское место, а сам Юхан-король наблюдал эту сцену со стороны, находясь среди других приближенных. Как бы то ни было, но ритуал, который устраивал всех, был соблюден, и никто не остался в обиде. Тем более, что грамота Грозного к неописуемому удивлению шведов была написана в благопристойном тоне.

Наконец, дошли до вопроса о мирных переговорах. Тут снова было много споров о месте их проведения, об опасных грамотах для послов и тому подобного. Много времени уходило на письменные препирательства, где всякий раз, после очередного выпада одной из сторон, надо было посылать запрос в Москву, а затем ждать из нее ответа. При этом и Грозный и его стокгольмский корреспондент в каждом из писем в подробностях перечисляли прошлые обиды, не скупились на взаимные упреки, и казалось этому никогда не будет конца. В конце концов, договорились о встрече больших послов. Местом для нее назначили пограничную реку Сестру, правда, не без спора обошлось по вопросу, на чьем берегу встречаться. Шведская сторона предлагала проводить переговоры в шатре, установленном на специально для этой цели наведенном через реку мосту, чтобы место считалось нейтральным. Русская сторона отговаривалась тем, что таких важных дел на мостах не решают. В конце концов, шведы уступили и согласились перейти на русский берег. Но что касается самого предмета переговоров, то тут шведская сторона оказалась не такой уступчивой. Накануне она укрепила свой воинский контингент в Ливонии двумя тысячами английских и тремя тысячами шотландских наемников. Располагавший стотысячной армией, дислоцированной на Ливонском театре войны, Иван Грозный требовал от шведов очистить все занятые ими районы Ливонии. Насколько мучительно долго проходила подготовка к этим переговорам, настолько тяжело протекали они сами, и при всем этом мира заключить так и не удалось. Стороны довольствовались только слабым перемирием на два года, с июля 1575 по июль 1577.

Условия этого перемирия очень неопределенные. В них не было ни одного слова о Ливонии. Московская сторона обязывалась не нападать на шведские владения в Финляндии, шведы обещали не тревожить новгородских владений. Можно подумать, что застарелый вопрос о взаимных претензиях на Карельском перешейке был главным побудителям этих переговоров. А вопрос о Ливонии, который действительно привел в последние годы к прямой конфронтации, оставался открытым. Правда, подписывая перемирие, московские послы от имени своего государя выразили надежду, что шведская сторона в скором будущем пришлет своих людей в Москву для заключения прочного мира, но такое пожелание осталось призрачной иллюзией. Условия заключенного тогда перемирия давали слишком много оснований для тревоги на будущее, и такие опасения полностью подтвердились впоследствии.

Что же побудило Грозного, всегда настроенного излишне воинственно, к этим переговорам, и почему он согласился на мир на ничего не дающих ему условиях?

Вспомним, что первым инициативу в поисках мира проявил именно он, после того как его воинство потерпело тяжелое поражение. Однако одной этой причины для сворачивания военных действий было явно недостаточно, а русский царь был не таким дальновидным и прозорливым, чтобы увидеть за очередным поражением надвигающийся крах всем своим планам на Западе. Но вот встает еще одна причина: не успел царь пережить поражение Мстиславского при Лоде, как его известили о восстании татар и черемис в казанском крае. Сама по себе эта причина тоже не велика, но в совокупности с военным поражением на шведском фронте она уже стоит немалого. Но главное, конечно, не в этом. Основным побудителем поисков хоть какого-нибудь мира стало случившееся тогда событие в Речи Посполитой, событие, из-за которого русскому царю стал тогда нужен не столько мир, сколько затяжка времени с одной из воюющих сторон для урегулирования вопросов с другой. Заметим, русская сторона тогда не столько стремилась к миру со Швецией, сколько занималась подготовкой переговоров о мире, а затем и самими пустыми переговорами. Вспомним, как с самого начала тянулась, казалось бы, бесконечная волокита с московским посланником, прибывшим к шведскому двору с грамотой от царя, но без опасной грамоты от шведской стороны. Потом несколько месяцев пустых разговоров о большом московском посольстве с томительным выяснением ненужных деталей. Потом само московское посольство с заранее неприемлемыми требованиями, ставящими проблему в разряд не решаемых. Наконец, после двух лет топтания на месте, следует подписание странного, ничего не дающего обеим сторонам перемирия, ради которого не стоило тратить столько времени на его подготовку.

Все объясняется просто, если посмотреть на суть произошедшего в Речи Посполитой события и на его возможные последствия. Не станем принимать во внимание позиции шведской стороны в последнем ее дипломатическом столкновении с Москвой. Она там не диктовала своей политики и в отношениях с русской стороной была ведомой. А вот русской стороне как воздух стала нужна проволочка времени на неопределенный срок.

Что же случилось в польско-литовском королевстве?

В июле 1572 года скончался бездетный король Речи Посполитой Сигизмунд Август. Русскому царю об этом стало известно в самом начале осенней кампании, закончившейся, как известно, Пирровой победой под Вейсенштейном. Со смертью Сигизмунда угасла династия, в течение около двухсот лет правившая в Польше и в Литве, объединенных династической унией. Трон в соседнем государстве оказался вакантным. Среди претендентов на него прозвучала и кандидатура представителя московского царствующего дома. Безусловно, борьба за польско-литовское королевство предстояла трудная, и в этих условиях русскому царю, как бы он ни был одержим Ливонией, стало не до войны. Тем более что успех в борьбе за трон соседнего государства, причем в борьбе сугубо дипломатической, решал и ливонскую проблему. В случае такого успеха Москва не только бескровно присоединяла бы к себе занятую Литвой часть Ливонии, но она присоединяла бы к себе и саму Речь Посполитую. Но для того чтобы победить, надо было на время оставить все другие заботы. Понятно, что правительство Грозного, не раздумывая, отозвалось положительно на предложение польско-литовской стороны заключить с ней перемирие на весь срок процедуры выборов нового короля и, кроме того, само инициировало заключение какого ни на есть перемирия со Швецией.