Возвращение - Жанна Штиль

Услышав приближающиеся шаги, приоткрыла глаза. По узкой дорожке, чеканя шаг, задевая полами лёгкого кафтана ветки разросшегося кустарника, к ней спешил Витолд. Вот кого она сейчас не хотела видеть, так это его. Но он, видимо, думал иначе. Его решительный невозмутимый вид вызвал неприязнь. Наташа, чертыхнувшись, сменив расслабленную позу на светскую, подала гостю руку для приветствия.

— Вам нездоровится? — участливо спросил он, косясь на плавно двигающийся веер в руке пфальцграфини и заглядывая в её лицо.

Она знала, что бледновата, если не серовата. Оставив вопрос без ответа, протяжно вздохнула.

Он сел на соседнюю скамью, настолько близко от девушки, насколько позволяла угловая конструкция перголы.

— Как ваша бабушка, господин пфальцграф? — спросила Наташа, чтобы не казаться совсем уж невоспитанной.

— Лежит. Она просит вас навестить её.

— Сожалею, но в ближайшее время буду очень занята. Может быть, отправить к вам мою травницу?

— Пожалуй, не будет лишним, — нахмурился он.

Хельга, узнав о недуге Ретинды, спрашивала, почему Наташа не хочет помочь пожилой женщине, как когда-то помогла отцу? Тогда она ушла от разговора. Если бы это был кто-нибудь другой, она бы, не колеблясь, подсказала метод лечения, но не в данном случае. Даже её совесть молчала, проявив солидарность с хозяйкой.

— Я хотел пригласить вас завтра на конную прогулку, — палатин окинул её быстрым взором, — но вижу, вы нездоровы.

— Верно.

Веер медленно нагнетал прохладу на покрывшееся испариной лицо. В животе неприятно похолодело. Что с ней? Неужели ненависть к этому человеку настолько сильна, что её тело неосознанно противится любому проявлению внимания с его стороны? Или это страх? Она покосилась на руки мужчины — ухоженные, с длинными сильными пальцами с коротко остриженными ногтями — и представила их, уцепившихся в шиворот её платья, сдёргивающих её под копыта скачущей лошади.

— Вэлэри, бабушка хочет поговорить с вами. Как только вам станет лучше, навестите её.

— Хорошо, господин пфальцграф. — Наташа закрыла нижнюю часть лица опахалом, пряча опустившиеся уголки губ. Навещать пфальцграфиню она не собиралась, но о теме беседы знать хотелось. — А вы не знаете, о чём будет разговор?

— Знаю. — Холодный взор буравил её сквозь веер. — Через три недели мы приглашены в Алем на свадебный пир к герцогине фон Макленбург. Бабушка хочет видеть вас в качестве своей сопровождающей. Вы не откажете ей.

Вот прицепились! Она сложила веер, опуская его на колени:

— Это, наверное, займёт несколько дней. Я не могу настолько оставить дела таверны.

— Вэлэри, я бы сам туда не поехал, но Леонор очень просила нас поддержать её. Мы не можем отказаться.

— Кто такая Леонор? — Веер, щёлкнув, раскрылся, подлетая к лицу.

— Невеста. Её жениха вы знаете. Он играл в шахматы с Генрихом.

Витолд, морщась, вытянул одну ногу, согнув другую в колене и положив на неё руку. Другой, пройдясь по гладким волосам от уха к затылку, опёрся на спинку скамьи, задумчиво глядя перед собой.

У Наташи пересохло в горле. Уж не «Педро» ли это — возлюбленный эльфийки? Только на убитого горем он не походил.

— Граф Бригахбург наш сосед. — Справилась она с участившимся дыханием, кивнув в сторону старинного особняка. — Снимал у нас номер.

— Знаю.

— А как же траур? Отто сказал…

Ей не дали договорить:

— Бухгольц ничего не знает. Свадебный пир состоится через три недели. — Он встал, протягивая руку: — Идёмте, я провожу вас.

Она не стала отказываться, вдруг вспомнив, что Герард не упоминал срока свадьбы. Если он собирался провернуть дело с Прошением об отсрочке пира за три недели, то она, уже привыкшая к черепашьей скорости сообщения между городами, видела провальность предприятия. Гонцы, паланкины, кареты… Где тот король? В Нидерландах? Да ещё больной.

Судьба, словно насмехаясь, то разводила влюблённых, то сводила вновь.

Опахиваясь веером, пфальцграфиня стояла у открытого окна в своей комнате, глядя, как на соседнем участке вырубают заросли черёмухи и сирени. Потревоженные птицы с возмущёнными криками кружили над разорёнными гнёздами.

— Летите ко мне… Здесь вас не тронут, — шептала бескровными губами.

Тупая боль, долбящая в виски, не отпускала. Самый раз поплакать, но… не плакалось. Пока не плакалось.

— Значит, не судьба.

Наташа с шумом захлопнула окно и, закрыв комнату на ключ, пошла искать Гензеля. Боль? Она со временем отпустит и пройдёт. От разбитого сердца ещё никто не умирал.

Через два дня страна погрузилась в глубокий траур. Король Конрад умер в Утрехте и был погребён в Шпейерском соборе, заложенном им же в 1030 году как фамильная усыпальница императоров из династии салических франков (1024–1125 гг.), потомков Карла Великого. Только его внук в 1061 году смог закончить строительство величавого здания, выполненного в романском стиле.

Неделя прошла в спокойном ожидании. Таверна опустела на треть. Одни постояльцы сменялись другими, привнося во время размещения толику суматохи и неразберихи. Выявились и первые неприятные моменты: вместе с выехавшими клиентами из номеров периодически исчезала мелочь с логотипом «отеля»: салфетки, тапочки, небольшие полотенца. Не обошли вниманием и таблички «Не беспокоить». Неопытные горничные не могли за всем уследить. От мысли принимать номер по описи после каждого постояльца, выказывая ему недоверие, Наташа отказалась, ограничившись особой пометкой воришки в регистрационной книге. Эрих предложил немного повысить плату номеров, таким образом компенсируя убытки, но, посовещавшись, решили поступить иначе: у стойки в холле был организован отдел розничной торговли сувенирами, где можно было купить текстиль и предметы, присутствующие в каждом номере, включая подсвечники со свечами, курильницы, чайные пары, заварочники, мешочки с травяными чайными сборами.

Кухня работала в полную силу, обеспечивая не только постояльцев, но и желающих прийти пообедать и пообщаться со знакомыми. Набирал популярность «Стол заказов» готовых блюд и полуфабрикатов.

Одним из постоянных посетителей стал королевский дознаватель. Для Наташи оказалось настоящим испытанием видеть его в дверях таверны в одно и то же обеденное время. Он неизменно подходил к ней — где бы она ни находилась — и с полуулыбкой на бронзовом лице, хитро щуря глаз, отпускал «дежурный» комплимент, задерживая взор на её утуме или серьгах с фианитами, словно напоминая, что их давний разговор не окончен, и он ждёт решения пфальцграфини.

Витолд, предприняв ещё одну безуспешную попытку заманить её в гости к Ретинде, на некоторое время успокоился, исчезнув из поля зрения.

Фиона продолжала посещать пожилую пфальцграфиню, отпаивая её болеутоляющими отварами и натирая мазями, остро пахнущими чесноком. Доложив Наташе, что палатин уехал по делам в Алем, поведала, что больная женщина много плачет и это не связано с её немочью. Рыбке в последние дни больше приходится поить её успокоительными отварами, нежели чем-то другим. Перед отъездом пфальцграфа она слышала обрывок разговора, где бабушка просила внука оставить всё как есть. О чём шла речь, разузнать не удалось.