Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин

глазами, поражал великую княгиню в высшей степени». Но это были «мелочи» императорского двора.

Павел I обращал внимание не только на подобные «мелочи», в первые месяцы царствования он увидел дикие противоречия между внешним и внутренним, между внешним блеском императорского быта и бездарным управлением Российской империей. То, о чем он предполагал в своих раздумьях и письмах, осуществлялось в действительности. За 34 года царствования Екатерины II установилась своя правительственная система, на министерских постах сановники сидели по тридцать и больше лет, вместе с министрами старела и система, ушел Потемкин, ушли в мир иной Вяземский, Бецкий, фельдмаршал Румянцев, пришли другие, но система и прежние обычаи остались. А многие из этих обычаев способствовали лени и праздности. И весь императорский двор понимал, что Павел Петрович все устоявшееся будет ломать, крушить, изгонять лень и праздность.

Николай Петрович быстро вошел в придворную императорскую жизнь, проник в тайны семейного союза императора, узнал подробности о фрейлине Нелидовой, внешне несимпатичной, но обаятельной и умной собеседнице, узнал об ее возвышении в глазах наследника престола, узнал и о ее удалении в монастырь; как маятник она качалась от императорского двора в монастырь, а из монастыря – снова в императорский двор.

Павел I с лихорадочной быстротой просматривал личный архив императрицы. Он не мог понять, почему императрица затеяла войну с Персией, договорилась с Австрией воевать против Франции, ведь только что закончились сокрушительные войны против оттоманов, только что освоили Крым, воздвигли Одессу, Николаев, Херсон, столько дел внутри империи, а ее снова потянуло на расширение и без того огромной территории. А главное – она успела подписать указ о новом рекрутском наборе.

Император Павел I тут же издал указ об отмене рекрутского набора. И еще, и еще набегали дела, не хватало двадцати четырех часов в сутках. Случалось, что по его приказанию начиналось исполнение повелений, но делалось это из рук вон плохо. Николай Петрович Архаров, 56-летний гражданский генерал-губернатор Санкт-Петербурга, казалось бы опытный и мудрый чиновник, приказал своим подчиненным бегать за каждым жителем в круглых шляпах и уничтожить эту моду. Но император обмолвился об этом между прочим, хорошо бы истребить, мол, но по приказу губернатора чуть ли не двести солдат и драгун, разделенных на несколько групп во главе с капралами и унтер-офицерами, бегали по улицам и срывали с проходящих круглые шляпы и уничтожали их, у фраков обрезывали отложные воротники, жилеты рвали произвольно, как кому вздумается, и чуть ли не в один день указание императора было исполнено! И это выдали за бред сумасшедшего императора.

Павел I, узнав об этих происшествиях на улицах Петербурга, пришел огорченный к Марии Федоровне, которая увлеченно что-то обсуждала с Екатериной Ивановной Нелидовой, недавно вызванной из монастыря, и обер-гофмейстером графом Румянцевым.

– А мы только что говорили об этом, – сказала Мария Федоровна, – ведь просто до смешного доходят действия солдат и младших офицеров, и все указывают на то, что это приказания неуемного императора.

– Разве я дурак, чтобы отдавать такие приказания?!

– Я только что говорила Екатерине Ивановне и Николаю Петровичу, что Архаров – просто негодяй, если так примитивно понял вами брошенные слова о «французской заразе», которая распространилась в Петербурге и которую надо вытравить.

– Нет, такой чиновник не может быть гражданским генерал-губернатором, отошлю его в деревню, пусть там командует. То, что творилось при моей матушке, императрице Екатерине II, происходить не будет. К примеру, с младенческих лет записывали дворян в полки, малец ни дня не был на службе, а уже капрал, сержант, унтер-офицер, едва исполнилось тринадцать – четырнадцать – он уже подпоручик. Этот служебный разврат дворян пора прекратить… Но это все мелочи быта. В последнее время, разбирая бумаги императрицы, я увидел такие провалы, настоящие бедствия в государственной службе! 11 тысяч нерешенных дел в Сенате, страдает от произвола властей крестьянское сословие, большей частью закрепощенное и несущее на себе всю тягость государственных и земских повинностей. Бездеятельность правительственных установлений и органов, при повсеместной распущенности и отсутствии контроля, была поразительна.

Мария Федоровна внимательно слушала императора, который чуть ли не впервые посвящал ее в свои неотложные императорские дела. А может, только при Екатерине Ивановне Павел I так откровенен? Но эти догадки Мария Федоровна тут же отбросила. Она знала о давней платонической влюбленности своего мужа, говорили о большем, но она не верила слухам, которые мешали ее благополучию, заботы о дочерях и сыне Николае полностью поглощали ее.

– …Как наследник престола, я давно заметил теневые стороны правления моей матушки. Сейчас я вынужден готовить указ, в котором выражу свое недовольство внутренним положением империи. Входя по долгу нашему в различные части государственного управления, при самом начальном их рассмотрении, увидел я и мои помощники, что хозяйство государственное за многие годы беспрерывной войны и от других обстоятельств подвержено было крайнему разрушению. Расходы превышали доходы. Что предпринять в сем трудном для государства деле? Надо исправить недостатки правления моей матушки, а потом уже думать о поправлении подобных вредных средств и преграде им на будущее время для улучшения государственного хозяйства. Во-первых, необходимо пресечь в самом начале правления хождение банковых ассигнаций, которые мы всегда признавали и признаем истинным общенародным долгом на казне нашей, во-вторых, прекратить распространение военного пламени; в-третьих, отменить рекрутский набор как тягость для подданных наших; в-четвертых, пресечь сбор провианта и фуража, сопрягавший с собою безмерное для поселян изнурение, подвергая их злоупотреблениям, которые в подобных случаях едва ли какое бдение предостеречь может… Это только дела на первых порах нашего правления. Ну а разве вы не знаете, что творится в воинских частях? С каким необузданным своевольством начальство растаскивало предназначенных на военную службу людей на домашние услуги, на поселения в собственных деревнях и на различные употребления, хотя бы и при войсках, но не для нужды и помощи оным, а для одной прихоти. Это просто возмутительно, ведь поселяне жертвовали свои усилия на оборону отечества. А уж о флоте и говорить нечего – флот ветхий, корабли большей частью оказались гнилыми, на службу неспособные.

– Ваше величество! – неожиданно заговорил граф Румянцев. – Но как же так? Ведь совсем недавно, всего лишь несколько лет тому назад, русский флот дважды победил шведов, особенно отличился адмирал Павел Васильевич Чичагов.

– А сколько лет с тех пор прошло? То-то, граф, больше семи лет. Ну, мне пора…

«Отпечаток стремительности и впечатлительности в характере нового государя, едва сдерживаемом обстоятельствами, – писал Е. Шумигорский в «Русском биографическом словаре», – нашел себе полное выражение и в государственной его деятельности, в которой он желал осуществить идеал государя, «для всех