Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл

– Спасибо. Завт… – Борадинов осекся, потому что ожила внутренняя корабельная связь и торопливый голос затараторил:

– Говорит мостик! К главному трапу подъезжают две полицейские машины. В них полно людей… – Суслев и Борадинов побледнели. – Их около дюжины. Что нам делать? Остановить их, не разрешать подняться на борт – что?

Суслев щелкнул переключатель на передачу.

– Ничего не предпринимать! – Подумав, он включил громкую связь на корабле. – Всему экипажу: тревога, «красная» тревога…

Этот приказ значил: «На борт поднимаются посетители с недружественными намерениями. Радиорубке и радарному посту: поставить на взвод устройства самоликвидации на всей секретной технике».

Он выключил связь и зашипел на Борадинова:

– А ты дуй на палубу, спустись по трапу, поприветствуй их, задержи минут на пять, а потом пригласи на борт главных, только их, если получится. Давай!

– Но ведь они не посмеют подняться на борт для обыс…

– Перехвати их – ну же!

Борадинов вылетел из каюты. Только оставшись один, Суслев взвел устройство самоликвидации на своем сейфе. Теперь, если кто-то, кроме него, попытается открыть сейф, зажигательная смесь из этого устройства уничтожит все, что есть внутри.

Он пытался успокоиться и не паниковать.

«Думай! Все ли предусмотрено на случай внезапного обыска? Да. Да, мы раз десять отрабатывали порядок действий по „красной“ тревоге. Но черт бы побрал Роджера Кросса и „Артура“! Какого дьявола мы не получили предупреждения? Может, „Артур“ схвачен? Или Роджер? Господи, пусть это будет не Роджер! Что аб…»

Взгляд упал на кипу зашифрованных и расшифрованных радиограмм. Он лихорадочно сгреб их, скомкал и кинул в пепельницу, проклиная себя за то, что не сделал этого раньше, а теперь хватит ли времени? Трясущимися пальцами он нашарил зажигалку, чиркнул ею, и в этот самый момент раздался треск – включилась корабельная связь:

– Двое поднимаются на борт вместе с Борадиновым. Два человека. Остальные внизу.

– Хорошо, задержите их. Я выхожу на палубу.

Выругавшись, Суслев погасил пламя и засунул радиограммы в карман. Схватил полупустую бутылку водки, глубоко вздохнул и с широкой улыбкой вышел на палубу.

– А-а, добро пожаловать на борт! Что случилось, а? – проговорил он, чуть глотая слова, как того требовала его легенда недалекого добряка, вечно под хмельком. – Что-нибудь с кем-то из моего экипажа, суперинтендент Армстронг?

– Это мистер Сунь. Можно переговорить с вами? – сказал Армстронг.

– Конечно, конечно! – произнес Суслев с деланой веселостью. Этого китайца он раньше не видел. Холодный взгляд, исполненное ненависти землистое лицо. – Прошу за мной, – пригласил он и добавил по-русски Борадинову, который прекрасно говорил по-английски: – Ты тоже. – Потом снова обратился к Армстронгу, продолжая изображать хорошее настроение: – Кто будет победителем в пятом забеге, суперинтендент?

– Хотел бы я знать, сэр.

Суслев провел полицейских в небольшую кают-компанию рядом со своей каютой.

– Садитесь, садитесь. Разрешите предложить чаю или водки? Вахтенный, чаю и водки!

И то и другое быстро принесли. Суслев широким жестом разлил водку, хотя оба полицейских вежливо отказались.

– Прозит, – добродушно улыбнулся он. – Ну и что же случилось?

– Похоже, один человек из вашего экипажа занимался шпионской деятельностью, направленной против правительства ее величества, – вежливо сообщил Армстронг.

– Этого не может быть! Зачем такие шутки, а?

– Он задержан. Правительство ее величества действительно весьма огорчено.

– Это мирное торговое судно. Вы знаете нас уже много лет. Ваш суперинтендент Кросс следит за нами не первый год. Мы шпионажем не занимаемся.

– Сколько членов экипажа сейчас на берегу, сэр?

– Шестеро. Послушайте, мне неприятности не нужны. У меня их и так в этом рейсе хватает: ни в чем не повинный моряк убит неиз…

– Ах да, покойный майор КГБ Юрий Бакян. Ему очень не повезло.

Суслев изобразил сдерживаемый гнев.

– Его звали Воранский. Я ничего не знаю ни о каком майоре. О ком вы говорите? Я ничего об этом не знаю, ничего.

– Конечно. Ну а когда ваши матросы вернутся из увольнения, сэр?

– Завтра, к закату.

– Где они сейчас?

– На берегу, в увольнении, – усмехнулся Суслев. – Наверное, с какой-нибудь девицей или в баре, где им еще быть? С девицей, а? И прекрасно проводят время.

– Прекрасно проводят время не все, – сухо заметил Армстронг. – По крайней мере одному из них приходится сейчас далеко не сладко.

Суслев смотрел на него и злорадствовал. «Блефуешь? Не выйдет: Меткина больше нет».

– Да полно вам, суперинтендент. Ничего я не знаю ни о каком шпионаже.

Армстронг выложил на стол фотографии размером восемь на десять[100]. На одной из них Меткин шел в ресторан, на другой его задерживали, на третьей – заталкивали в «черную марию». И еще снимок анфас – лицо, охваченное ужасом.

– Боже мой! – ахнул Суслев, превосходно играя свою роль. – Дмитрий? Не может быть! Еще один незаконный арест! Я поставлю мое прави…

– Ваше правительство уже поставлено в известность через посла в Лондоне. Майор Николай Леонов признался в шпионской деятельности.

Теперь Суслев был потрясен по-настоящему. Он и предположить не мог, что Меткин расколется так быстро.

– Кто? Как вы сказали?

– Майор Николай Леонов из вашего КГБ, – вздохнул Армстронг. – Это его настоящее имя и звание. Он был политическим комиссаром на вашем судне.

– Да… да, это верно, но его… его имя Меткин, Дмитрий Меткин.

– Вот как? Вы не против, если мы проведем обыск на судне? – осведомился Армстронг, вставая.

Суслев пришел в ужас, Борадинов тоже.

– О, конечно, я против, – произнес, запинаясь, Суслев. – Да, суперинтендент, извините, но я заявляю официальный протест и дол…

– А с чего бы вам протестовать, если ваш корабль – мирное торговое судно и шпионажем не занимается?

– Мы находимся под защитой международного права. Если у вас нет ордера на обыск, то…

Армстронг сунул руку в карман, и душа Суслева ушла в пятки. Официальному ордеру он обязан будет подчиниться, и тогда все кончено, потому что улик найдется гораздо больше, чем эти полицейские могли даже надеяться.

Должно быть, им выболтал что-то важное этот проклятый сукин сын Меткин. Из горла рвался яростный вопль, а радиограммы – зашифрованные и расшифрованные – жгли карман. Лицо Суслева побелело. Борадинов застыл без движения.