Испанцы Трех Миров - Всеволод Евгеньевич Багно

Хосе Мариа, получивший это имя в честь своего старшего кузена, замечательного кубинского поэта Хосе Мариа Эредиа (1803–1839)[422], провел первые девять лет своей жизни в фамильной усадьбе, расположенной к востоку от Сантьяго-де-Куба. Однако читать и писать его научила мать. По словам Миодрага Иброваца, его лучшего биографа, в детстве он «прекрасно говорил по-французски и испытывал к этому языку, к великой радости своей матери, большую привязанность, чем к испанскому, хотя последним он также владел превосходно»[423]. В 1851 году Хосе Мариа отправили учиться во Францию, в Санлис, где он жил у французских друзей их семьи[424]. Там в 1858 году он окончил католический коллеж, о котором сохранил самые светлые воспоминания. По его признанию, сделанному в 1879 году во время встречи выпускников коллежа, именно это учебное заведение сделало из него француза[425].

В 1859 году Эредиа возвращается на Кубу и поступает в Гаванский университет на факультет философии и юриспруденции. Впрочем, подлинную тягу он испытывал только к занятиям испанским языком и к испанской литературе. В одном из писем с Кубы он признается, что, возможно, главной целью его поступления в университет было желание «в совершенстве овладеть испанским языком»[426]. Видимо, ему это удалось, так как, по свидетельству его матери, спустя полгода он говорил по-испански «не хуже отца»[427]. Она же в письме к санлисским знакомым сетует на то, что Жозе-Мариа, забросив занятия, с головой окунулся в чтение испанских писателей «золотого века», «которых обожает»[428].

Вскоре, уже в 1861 году, он снова, на этот раз навсегда, отправляется во Францию, где поступает в Эколь де Шартр, призванную прежде всего готовить библиотекарей и работников архивов[429].

Еще на Кубе начав писать французские стихи, здесь Эредиа окончательно приходит к выводу, что его призвание — поэзия. В литературных салонах[430] ему удается познакомиться и подружиться с Леконтом де Лилем (кстати, сыном француза и креолки) и с группировавшимися вокруг него молодыми поэтами. Близость эстетических взглядов позволила ему печататься в их журналах и сборниках. Подлинная слава пришла к нему, однако, лишь в 1893 году, после того как вышел в свет его первый сборник «Трофеи». 30 мая 1895 года Эредиа был избрал во Французскую Академию. В 1901 году он был назначен библиотекарем «Арсенала». Уже после смерти Ж.-М. де Эредиа был признан одним из лучших французских поэтов XIX в. Такова вкратце его биография.

Франсуа Коппе при избрании Эредиа в Французскую Академию в своей речи о поэте, с которым он долгое время был знаком, сказал: «Между тем в вашей личности, в вашей душе были не только благородство идальго и креольский блеск; нетрудно заметить, что глубокие, исконные узы связывали вас также с той прекрасной страной, которая, приспосабливаясь к вам, вправляет ваш талант в свою корону»[431].

3

Ориентация того или иного народа на культуру иноязычную, использование отдельными его писателями чужого языка вызываются, как известно, многими причинами, не последнее место среди них занимает наличие глубоких связей данного народа с народом носителем этого языка[432]. В странах Латинской Америки в течение долгого времени, особенно в XIX в., французский язык и французская культура пользовались привилегированным положением. Более того, французские книги служили источником информации о европейской культуре в целом, европейских событиях. Известный доминиканский ученый-филолог П. Энрикес Уренья отмечает, что для стран этого региона первостепенное значение имели три события в истории романских стран: 1) открытие Америки испанцами, 2) Возрождение в Испании, 3) Великая Французская революция[433]. Устойчивая ориентация на Францию всегда была характерной чертой культурноисторического развития испаноязычных стран Латинской Америки вплоть до начала XX в. В XIX в. в результате освободительного движения французское влияние потеснило при этом традиционное испанское. Неудивительно, что освободительные идеи связывались в сознании латиноамериканцев с традициями Великой Французской революции. Что же касается других, не столь революционно настроенных кругов, то для них первостепенное значение имел тот факт, что Франция была самой могущественной католической страной. И наконец, весьма велика была французская эмиграция в страны Латинской Америки[434].

В результате многие латиноамериканцы прекрасно знали французский язык и литературу, некоторые из них имели возможность получить образование во Франции, нередко при этом оставаясь там на всю жизнь. Так, помимо Ж.-М. де Эредиа, еще несколько крупных французских поэтов XIX–XX вв. были выходцами из Латинской Америки: Лотреамон (Изидор Дюкас, 1846–1870), Жюль Лафорг (1860–1887), Жюль Сюпервьель (1884–1960). Кроме того, французские стихи составляют часть творческого наследия многих латиноамериканских поэтов, писавших в основном на испанском языке. Так, по-французски написана значительная часть стихов замечательного чилийского поэта Висенте Уидобро (1893–1948).

Если к тому же учесть, что мать Жозе-Мариа де Эредиа была француженкой, что образование он получил во Франции и именно там, после знакомства со стихами Леконта де Лиля, нашел свое призвание, то само по себе обращение его к французскому стиху окажется довольно естественным. Однако, как справедливо отмечал еще А.А. Потебня, «знание двух языков в очень раннем возрасте не есть обладание двумя системами изображения и сообщения одного и того же круга мыслей, но раз-двояет круг и наперед затрудняет достижение цельности миросозерцания, мешает научной абстракции»[435]. Поэтому в творческом сознании двуязычного писателя на первом этапе литературной деятельности между двумя языками, испанским и французским, должен был быть произведен выбор.

И.С. Поступальский предлагает следующее объяснение того, что Эредиа стал французским поэтом: «При этом он сознавал, что ему было бы неловко, не прибегая к псевдониму, выступать в испаноязычной литературе: он был полным тезкой своего старшего кузена Хосе Мариа Эредиа (1803–1839), славного кубинского поэта-романтика и одного из первых борцов против испанского гнета… Видимо, поэтому Хосе решил переселиться во Францию и там попытаться осуществить свое призвание пером поэта французского»[436]. Это обстоятельство, видимо, сыграло какую-то роль, но, надо полагать, не главную.

Основной причиной, как нам представляется, была потребность Эредиа в новой, по сравнению с романтизмом, эстетике, новых выразительных средствах. Все это в 60-е годы для него было неразрывно связано с французской поэзией. Особенности, привлекавшие его в поэзии Леконта де Лиля и его учеников, Эредиа, по всей вероятности, не представлял возможным передать в испанском стихе[437] прежде всего потому, что испаноязычная (как испанская, так и кубинская) поэзия в этот период значительно отставала в своем развитии от французской поэзии.

Переворот, который в испаноязычной поэзии 60-х годов не сумел совершить Эредиа, вместо этого