Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Эллингем

– На… наверх.

Стало необычайно тихо. Мистер Кэмпион встал.

– Выше стены? – наконец спросил он.

– Думаю, да. Помню, как он растаял в листве над стеной. Вот так.

Мистер Ливингстон беззвучно хлопнул ладонью о ладонь – жест вышел до странности выразительным.

– В участке я, конечно, этого не рассказывал, – продолжал гость уже другим тоном. – Двадцать лет назад чудеса были не в моде, и если бы я заявил инспектору, будто видел, как большой тяжелый мужчина в цилиндре, фраке, белых гетрах и с тростью с золотым набалдашником растворился в воздухе на моих глазах… Словом, я поступил разумно: в моем отчете сказано, что я заметил, как пропавший идет в мою сторону, потом я отвел глаза и больше уже его не видел. Подумал, он зашел в газетную лавку. И хоть чудесное исчезновение наблюдал я, помешался на нем Чарли. Вообще, на той улице странностей хватало. За стеной был сад со змеями, их кормила одна женщина. Странный город, Лондон, я порой по нему скучаю в Норидже. Лондон чарует, словно девица, которую так никогда и не познаешь до конца, – с искренним сожалением заключил мистер Ливингстон.

Мистер Кэмпион помолчал.

– Вы любите чудеса?

– То есть как?

– Вас огорчает, если им дают объяснение?

– А, понимаю, о чем вы. – Мистер Ливингстон честно к себе прислушался, мистер Кэмпион подметил это с симпатией. – Нет, я хочу знать, что произошло на самом деле.

Хозяин дома подошел к бюро, стал спиной к гостю и некоторое время выискивал что-то в недрах шкафчика. Затем резко повернулся, вытянув вперед левую руку.

– Смотрите, – приказал мистер Кэмпион.

Мистер Ливингстон вскрикнул, вскочил с круглыми от ужаса глазами. Из запястья мистера Кэмпиона торчал жуткий кинжал, окровавленное лезвие вышло из тела на добрых три дюйма.

Мистер Кэмпион рассыпался в извинениях.

– Простите, что напугал. Я думал, вам такое знакомо. Продают в магазине игрушек. Это браслет, видите?

Он снял хитрое приспособление с руки, показал секрет: ничего сверхъестественного, просто кусок проволоки, который полукругом обхватывает запястье, соединяя рукоятку с тремя дюймами раскрашенного лезвия.

Отставной сержант Ливингстон обрадовался фокусу, как дитя.

– Ну вы меня и напугали! – хохотнул он. – Я сперва подумал: «Мать честная, да он спятил!», а уж потом вы рассмеялись.

– Да, вот так-то. Это и есть объяснение вашего чуда, – с некоторым сожалением произнес мистер Кэмпион.

Гость ничего не понял.

– Хотите сказать, стена была с подвохом? – неуверенно предположил он. – Осмелюсь доложить, вам виднее, сэр, только я хорошо знал ту улицу и сразу бы заметил, что стена не такая.

– Нет-нет, не стена с подвохом, – возразил мистер Кэмпион. – Человек с подвохом.

– Человек, сэр?

– Да. Поясню. Представьте, что к вам по улице шагает не солидный джентльмен зрелого возраста, а большой сильный парень в спортивных бриджах и майке. Если бы вы перед тем прочли афишу – мол, мистер Том Барнабас, чемпион мира по прыжкам, дает представление; и если бы он у вас на глазах внезапно поднял длинную руку, ухватился за верхушку стены высотой шесть футов десять дюймов и перенес бы себя через нее с такой быстротой и ловкостью, с какой пес заглатывает рыбину, сочли бы вы увиденное чудом? Нет. Вы сочли бы это отличным трюком.

Мистер Ливингстон несколько минут переваривал.

– А мистер Барнабас был чемпионом по прыжкам, сэр? Я не знал.

– Нет, не был. Потому-то фокус и удался так здорово. Я точно не знаю, так ли все произошло, однако мистер Барнабас умел восходить по лестнице на руках и наверняка обладал еще парочкой подобных достоинств. А еще он ценил театр и, думаю, был не чужд юмора.

– А как же змеи… – возразил мистер Ливингстон, помимо воли воодушевляясь. – В саду за стеной жили змеи!

– Подозреваю, змей он любил, – ответил мистер Кэмпион. – И весьма хорошо изучил этих необычных созданий.

– Ого! – прокомментировал мистер Ливингстон и затих.

Довольно долго он сидел молча, потом с легкой завистью посмотрел на собеседника.

– Вы разгадали. Теперь-то припоминаю: я краем глаза заметил, как он мелькнул в воздухе, будто по какой-то спирали вверх взлетел. Но пока я соображал, его и след простыл. И все же, – добавил гость, неохотно отпуская свое чудо, – если мистер Барнабас исчез намеренно, почему не взял ничего с собой? Все ведь бросил. Даже деньги в банке.

– Думаю, – неторопливо ответил мистер Кэмпион, – с собой в четвертое измерение он прихватил лишь одну вещь, причем отослал ее туда загодя.

Стало ясно, что дальше развивать эту тему хозяин не намерен, а мистер Ливингстон не настаивал. Его опечалило разъяснение чуда, он был подавлен.

Однако постепенно его мысли переключились с прошлого на настоящее.

– Пойду я. Уже поздно. Большое спасибо за информацию, сэр. Многое стало понятно. Я рад, что вы мне рассказали, правда рад. Не могли бы вы прояснить еще кое-что? Нынче суд остановили из-за нового убийства, совершенного точно так же, как первое, и возможно, тем же человеком. Что теперь? Будут ли искать убийцу? Или позволят репортерам объявить это самоубийством из раскаяния да так и оставят?

– Друг мой, я не знаю, – устало сказал Кэмпион, голос его тревожно зазвенел. – Если бы знал…

После ухода гостя Альберт упал в кресло, угрюмо глядя в пол. На сердце лежала непривычная тяжесть. Он не сообщил Майку еще один непреложный факт, который полиция до сих пор скрывала от прессы: сегодня в восемь часов утра мистер Ричи Барнабас, оплатив счет за квартиру и разделив по справедливости свои вещи между домовладелицей и ее супругом, отбыл якобы в ежегодный отпуск – и исчез. Столь же бесследно и ненавязчиво, как его брат двадцать лет назад.

Был сентябрь. Легкий ветерок, предвестник мистраля, все чаще развеивал жар затянувшегося лета. Мистер Кэмпион с Майком стояли на длинной бетонной платформе авиньонского железнодорожного вокзала в ожидании поезда из Парижа.

На землю только-только сошли сумерки, за городскими стенами платаны на фоне неба напоминали высокие шатры, а здесь на булыжной мостовой толкались-соперничали маленькие кафе, – лишь по выкрашенным в разные цвета стульям можно было понять, где чьи владения.

Оба приятеля выглядели здоровыми и чрезвычайно довольными. В особенности Майк – он прямо ликовал, то и дело поглядывая на часы.

– Я по-прежнему считаю, что лучше поехать в Париж, – бросил он. – Не пойму, почему ты так настойчиво хочешь остаться. Я тебе, конечно, очень благодарен. Сам бы я телеграмму ни за что не послал. Надеюсь, все будет хорошо – это не самый веселый город.

– Городок восхитительный, – с достоинством парировал мистер Кэмпион. – Французский Колчестер. В английском и французском темпераментах, если их сравнивать, есть существенные различия. Мы устроили себе милый отпуск, гуляли где хотели. А это – конец путешествия, и он ничем не хуже.