Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов - Виктор Каннинг

Пока Джордж вел поиски Эдварда Шебриджа, Буш, сам того не зная, разыскивал того же человека. Начали поступать рапорты из всех полицейских участков обозначенного им района Южной Англии, их данные заносили в память компьютера Сангуилла. Некоторые из местных защитников закона работали вполне добросовестно, насколько позволяла прочая нагрузка и наличие свободных людей. Другие слегка халтурили. Но особо упертые старшие констебли решили какое-то время вообще ничего не предпринимать, дожидаясь резкого окрика из штаб-квартиры Скотленд-Ярда. Зачастую провинциальный патрульный, в чьем распоряжении имелся велосипед или в лучшем случае мотоцикл, пасовал перед перспективой мотаться по округе в плохую погоду, а просто садился и описывал свой участок по памяти. Полученных рапортов насчитывалось сотни. Их обработка на компьютере протекала болезненно медленно, а любой вопрос, возникавший по ходу этой работы, еще больше осложнял дело. Буш по-прежнему искал иголку в стоге сена. Лично он занялся единственной задачей, которую мог решить сам, и сконцентрировал внимание на людях, чьи фамилии всплыли при проверке двух гольф-клубов. Делал он это только в силу свойственной ему тщательности и скрупулезности, а вовсе не потому, что видел шанс обнаружить необходимую нить для расследования.

Вот по какой причине, пока Джордж направлялся в Брайтон, один из офицеров управления уголовного розыска полиции Уилтшира получил приказ осмотреть жилище Джорджа.

С фальшивыми документами на руках, позволявшими выдать себя за страхового агента из новой компании, изучавшего спрос на страховки в своем районе, мужчина подъехал к коттеджу Джорджа через два часа после того, как тот отбыл в Брайтон. Он заметил, что крытая пристройка к дому, где Джордж парковал свой автомобиль, пустовала, однако решил нажать кнопку звонка. Ответа не последовало. Он обошел вокруг сада и небольшого огороженного участка за ним. Птицы Джорджа как раз выбрались на прогулку. Кормушки и поилки были полны. Стайка пестрых попугайчиков – бледно-голубых, зеленых и желтых – металась среди мертвых ветвей деревьев, которые Джордж прибил вместо насестов. Линялый фазан-альбинос грустно забился в самый угол птичника, игнорируя непрестанные наскоки воинственно настроенного золотистого фазана. Задний двор был сильно запущен и покрылся зарослями крапивы и щавеля. Саду, окружавшему дом, явно не уделяли должного внимания. Сам коттедж был крыт соломой, причем кровля нуждалась в замене. Построили его из каменных блоков, но был ли это известняк, констебль понятия не имел. Часть ограды сада оказалась сложена из того же камня, и он отковырял кусок, чтобы увезти с собой и показать специалистам. В одном можно было не сомневаться – подвала при доме не имелось. Река протекала неподалеку. Начни копать в таком месте, и скоро наткнешься на воду. Никакой дренаж не помог бы, поскольку возможность для естественного стока отсутствовала. Не говоря уже о том, что дренаж стоил дорого, а хозяин дома скорее всего едва сводил концы с концами.

Он вернулся к входной двери и снова позвонил. Опять не услышав никакой реакции, надавил на ручку, и дверь легко открылась. Полисмен вздохнул. Несмотря на предупреждения и рекламу в прессе, народ продолжал поступать по-своему. Люди уезжали, не потрудившись даже запереть дома. Добро пожаловать, грабители!

Он зашел в коттедж и быстро осмотрел внутренние помещения, убедившись в отсутствии подвала. Наметанным глазом полисмен многое узнал о Джордже Ламли. После беседы с местным участковым констеблем ему было уже известно о связи Джорджа с Бланш Тайлер. Полиция в Солсбери прекрасно знала и о том, что Джордж иногда выполнял ее «конфиденциальные» поручения. Но на саму Бланш за все время не поступило от клиентов ни единой жалобы. Делая свои записи, сыщик невольно вспомнил Закон о медиумах-мошенниках 1951 года, сменивший Закон о преступном занятии колдовством 1735 года. Согласно данному законодательному акту, любое лицо, с целью обмана выдававшее себя за медиума-спирита, осуществляло мошеннические манипуляции с телепатией, ясновидением и прочими феноменами, существование которых не подтверждено наукой, а также совершавшее вышеупомянутые действия с применением технических средств, подлежало уголовному преследованию. Проблема заключалась в том, что расследование в этой области должен был инициировать или хотя бы санкционировать лично генеральный прокурор. А поскольку подобные дела считались мелочовкой, полиция редко бралась за них. Однако… Ему поручили собрать все доступные сведения, и потому он решил, что будет лучше не обойти этот аспект вниманием. Местный констебль описал Бланш как «аппетитную бабенку, которая могла бы многих согреть и приласкать в постели». Что ж, если возникнет необходимость, он и ее допросит. А вдруг она сумеет предсказать, получит ли он когда-нибудь звание детектива-инспектора?

Проходя через кухню к выходу, полицейский попытался закрыть кран с холодной водой, из которого непрерывно капало, но безуспешно. Кран нуждался в замене. Нет, подумал он, Джордж Ламли не из тех, кто может что-то соорудить своими руками.

В тот же день Эдвард Шебридж тоже отправился в поездку на пятьдесят миль от своего дома, двигаясь на юго-восток к городку Дорчерстер, столице графства Дорсет, знаменитого в основном тем, что там родился Томас Гарди[11]. С собой он прихватил секундомер. Некоторое время провел, наблюдая издали особняк, расположенный к востоку от города, а потом уделил часть дня поездкам по окрестным дорогам и проселкам. Это был уже третий его визит сюда, совершенный через продолжительные промежутки, но в течение последних двух месяцев. Никаких записей или заметок он не делал. Все, что ему необходимо знать, прочно оседало в памяти. Даже фильмы, снятые уже давно и неоднократно просмотренные, были без следа уничтожены.

Эдвард Шебридж возвращался обратно довольный тем, что все готово. Предварительная стадия завершена. Оставалось дождаться дня, на который он наметил операцию. В следующий раз шумихи и огласки не будет. Дважды, не только не пытаясь избежать утечки информации в прессу, но и провоцируя ее, он выставил полицейских в глазах общественного мнения полнейшими дураками. Скотленд-Ярд, министерство внутренних дел, как и многие личности из числа их руководства, стали объектами оголтелой критики в печати. Вот почему сейчас он мог выдвинуть условие сохранения тайны – знал, что власти сами будут заинтересованы в этом и пойдут на сотрудничество. Но понимал и то, что вызовет взрыв яростной злобы, а она породит многократно усиленное стремление найти и обезвредить его.

Когда в следующий раз Шебридж или его жена войдут в здание учебного центра армейской авиации, там их встретят те же люди. Грандисона он знал по фамилии, поскольку тот был фигурой публичной и известной. Двое других оставались лишь безымянными лицами. Мужчина примерно одного с ним возраста, плотного телосложения, с напряженными уголками рта, выдававшими силу кипевшего внутри гнева, и человек постарше с очками, сдвинутыми на лоб, и с усталыми глазами утомленного чтением документов клерка. А на столе будут лежать камушки стоимостью в полмиллиона. Если ему создадут проблемы, заложник умрет. Они будут это знать. Соответствующие приказы получат все в округе, но ведь всегда может найтись тот, кто ослушается, пренебрежет инструкциями, захочет испытать судьбу; непредсказуемый безмозглый идиот, мечтающий о лаврах героя. Конечно, вероятность подобного развития событий мала, но ее приходилось принимать в расчет, и по дороге домой Шебридж обдумывал меры, какие мог принять против индивидуального кретинизма. Любой риск, пусть самый ничтожный, следовало заранее исключить. При быстро наступавшем закате он заметил ястреба-перепелятника, кружившего над вершинами деревьев рощи, располагавшейся впереди и чуть в стороне от дороги, а потом опустившегося ниже к стволам, высматривая свою добычу – мелких пташек. Быстрого взгляда оказалось достаточно, чтобы определить – это самка. И невольно подумал о дожидавшейся дома жене. Она хотела того же, чего он сам, подпитывала в нем это желание еще до того, как оно начинало вызревать. Жена отправилась за первым выкупом не для того, чтобы показать, что они ничем не рискуют – опасность существовала всегда, – а намеренно подставляя себя: в случае ее провала он мог продолжить дело один.