Смута - Владислав Бахревский

Кому неясно – смерть Скопина прибавит смелости королю и ободрит королевских маршалов. Ждать возвращения Вора, пировавшего с казаками, – упустить время, упустить драгоценную возможность вернуть расположение короля.

Марина Юрьевна на свой страх и риск известила брата: Вор желает королевских милостей и покровительства, но первого шага к возобновлению отношений ждет от короля.

Змея, сбрасывая змеиную шкуру, может быть, и питает надежду возродиться в ином обличье – не в змеином. Так и Россия. С приходом в Москву светлого воина князя Михаила Васильевича уверовала: погибель отступила, ибо пришел конец Лжи. Змея тушинского табора уползла, а старая кожа ее сгорела в пламени. Сгорела, да не вся, кусок выползня царь Шуйский на груди своей спрятал. И все увидели, что из старой, из змеиной шкуры с гадючьими черными пятнами выползла новая змея, новая Ложь, блистающая на солнце узорами черными, сокровенными, как письмена дьявола. Черное тоже блестит. Не сразу и поймешь, что черно. Царь Василий Иванович, поплакав о Скопине, по Москве верхом ездил, готовил рати на короля. Воеводу долго не искали – пожаловали в спасители царства Дмитрия Ивановича, среднего брата государя. Рать собралась большая, в сорок тысяч храбрецов, да еще было восемь тысяч шведов. Да в поле ходил, вытаптывая тушинские гнезда, шеститысячный отряд Григория Валуева.

Солнце теплей, война жарче. Воевали на Московской земле, под Смоленском, в Северской земле. Запорожцы взяли Стародуб, да не поживились. Стародубцы сражались сколько могли, а когда стало невмочь, зажгли свой город и сгорели в нем.

Новгород-Северский присягнул королевичу Владиславу, Чернигов сражался, да не устоял. Не сдавалась Белая. Переходил из рук в руки Ржев. Поговаривали, что защитники Смоленска дрогнули. Шеин будто бы хотел открыть ворота, но архиепископ Сергий при всем народе положил на паперть свой пастырский посох, снял облачение и взял у воина меч.

– Умру, защищая храм Божий, но не допущу, будучи жив, врага на святые ступени.

Народ восприял от духовного пламени пастыря, и дух народа стал каменной стеной.

Тушинцы метались. Зборовский, будучи на Угре, объявил, что служит королю. Пришел под Смоленск Сапега. Ловкий Заруцкий уже давно пресмыкался перед вельможами короля, но ласки королевской не удостоился. Другое дело касимовский хан Ураз-Махмет. Король Сигизмунд почтил его первым местом среди сенаторов. Хан купался в почете с тем легким счастьем, какое испытывают дети, топая по дождевым теплым лужам. Но и у него в сердце был коготок. Его семья: мать, жена, сын, – спасаясь от шаек бродяг, укрылась в Калуге. Защита у них была надежная – Урак-мурза, но сам-то Урак-мурза был телохранителем Вора.

Освободился наконец Суздаль. Жестокий Лисовский, уходя на запад, сжег Калязин, вырезал многие села. У короля ему показаться было нельзя: Сигизмунд обещал предать его казни за прежние оскорбления королевского имени, за буйства и убийства в отечестве. Лисовский избрал для кормления своей шайки Великие Луки.

Вор привел с Угры тысячу поляков да пять тысяч казацкого войска.

– Мои силы растут, – похвалялся он Марине Юрьевне.

А тут еще приехал из Рязани племянник Прокопия Ляпунова с удивительным известием. Рязань отложилась от Шуйского. Сам Прокопий вышел перед рязанцами, назвал князя Дмитрия Ивановича Шуйского отравителем Скопина по наущению царя Василия Ивановича.

– Долго ли будем служить злодею и злодействам? – спросил Ляпунов рязанцев. – Я сию ношу с себя скидываю и прошу весь народ русский спасти себя от погибели, освободить престол от змеиного племени Шуйских.

– В Рязанской земле, – рассказывал Вору посланец Ляпунова, – один Зарайск, где воеводой князь Пожарский, пес царского венца, остался у Шуйского. Мой дядя зовет соединить силы, идти к Москве и свести злодея с престола.

– Какой подарок! – ликовал Вор. – Если Ляпунов со мной, то вся Россия снова пожелает меня.

– Не подурей от радости, – посоветовал царю шут Кошелев.

Был бит за совет, взрыдывал по-кошачьи, лаял собакой. А через день-другой, как собака, кидался на людей сам Вор.

Иосифов монастырь под Волоком Ламским сдался воеводе Валуеву и генералу Горну. Сложили оружие немцы. Поляки и казаки бились, но из полутора тысяч Руцкого и Мархоцкого спаслись и прибежали в Калугу только три сотни.

– Всех немцев утопить! – хрипел, потеряв голос, Вор. Немецких солдат хватали и действительно топили. Пришли и за фрейлинами царицы. Она бросилась к Шаховскому.

– Князь, упросите царя сменить гнев на милость. Если не смеете сказать о сути своего прошения, умолите государя прийти ко мне. Я должна сообщить ему весьма важное, то, что его обрадует.

Вор, выслушав осторожные речи Шаховского, заартачился:

– Знаю, чего она хочет! Будет просить за поганых немцев, за немочек своих! Напрасное старание! Всех в воду, сегодня же! Камень на шею – и буль-буль, или я не Дмитрий! – Ощерил зубы в самое лицо Шаховскому. – Если еще вздумает меня беспокоить, ее тоже утопить! Ин дас вассер! Ин дас вассер!

– Ах, негодяй! Как дела у него на лад, так снова свинья свиньей!

Марина Юрьевна сама явилась к Вору, бросилась к ногам. – Пощадите, ваше величество!

Вор сидел со своими боярами, с Турениным, Трубецким, Долгоруким, Засекиным, Сицким, Нагим, Плещеевым, Сумбуловым, с дьяком Третьяковым.

– Простим, что ли? – спросил Думу.

– Прости, ваше величество, – нестройно сказали бояре. – Прощаю! – изволил молвить царь.

Марина Юрьевна поднялась с пола.

– Благодарю за милость, ваше величество. Вы напрасно не захотели посетить меня. У меня есть для вас тайная, но чудесная весть.

– Говорите, ваше величество, свою тайну. От Думы ни у царя, ни у царицы тайн быть не может.

– Я не могу открыться.

– Но я повелеваю вам!

– Ах, если повелеваете! – Марина Юрьевна поклонилась деревянному золоченому стулу, изображавшему трон. – Извольте, ваше величество. Я тяжела.

– Тяжела… Что значит тяжела?

– Беременна, ваше величество.

– У меня будет сын?

– Возможно, что и сын.

– Но это же радость для всего Русского царства! Слава царице!

– Слава! – крикнули бояре.

Марина Юрьевна закрыла лицо руками, изображая стыдливость, и удалилась.

Коморник Гребсберг пришел в чулан, где дрожали от ужаса фрейлины.

– Молитесь о здравии царицы, матери своей! Упросила пощадить вас. Смотрите же, будьте царице покорными детьми. Она жизнью рисковала.

16 июня в Калугу приехал тайный посол короля, саноцкий староста Станислав Мнишек. Сигизмунд желал, чтобы Вор открыто искал королевской милости, отказавшись от притязаний на московский престол. Не время для усобиц, время соединить силы и покорить Московское царство.