Перешагивая через Грань - Евгения Духовникова

Судя по всему, лорд Генри тоже узнал её — хотя со времени расставания минул не один год.

Нетвердой походкой он пересёк разделявшее их расстояние, не обратив внимания, что чашка, которую он держал в руках, выскользнула из ставших непослушными пальцев и разбилась вдребезги, залив пушистый ковер крепким чёрным чаем.

— Родная моя… Я ждал этого мгновения всю жизнь.

Элис вдруг обнаружила, что очертания гостиной стали мутными и расплывчатыми, и поспешно сморгнула навернувшиеся на глаза слёзы.

Густое напряжённое молчание достигло такой концентрации, что его можно было резать ножом, как заливное из судака. Но эта тишина длилась ровно столько, сколько лорду Генри понадобилось, чтобы приблизиться к нежданной гостье и дрожащей рукой дотронуться до её руки.

— Я знал… Я молился… Я верил… Родная моя… Скажи, что это не сон. Скажи, что ты не призрак…

"Призрак". Элис вздрогнула. У неё промелькнула мысль, что это — всего лишь личина Розали, а не сама Розали. Но, вспомнив, что отец окружил дом защитным барьером, она признала несуразность своего предположения.

Однако про Элис нельзя было сказать, что жизнь её ничему не учит. В памяти ещё были слишком свежи события недавнего времени.

"Хамелеоны способны создавать столь искусные личины, что легко могут пройти любые проверки".

Элис решительно шагнула вперёд.

— Если вы действительно та, за кого себя выдаёте, докажите это, — тихо, но твёрдо произнесла она.

— Элис, о чём ты… — начал лорд Генри, но осёкся.

Розали мягко улыбнулась.

— Узнаю свою Элис, — Она протянула руку к медальону, висевшему на шее лорда Генри. В то же мгновение медальон вспыхнул ровным красноватым свечением.

Элис почувствовала, как к горлу подкатил комок.

— Факсимильный амулет подчиняется только своему хозяину, — прошептала Розали. — А ты хранил моё факсимиле все эти годы?

Лорд Генри издал какой-то странный звук — то ли смешок, то ли всхлип, и заключил её в объятия, а через мгновение к ним присоединилась и Элис.

Некоторое время эмоции всех троих были так сильны, что не оставляли места ничему, даже словам. В самом деле, ведь слова — всего лишь обёртки, фантики, в которые люди облачают свои чувства и мысли; когда же души так близки, что понимают друг друга без помощи условностей и символов, слова становятся не нужны.

— Так долго… — шептал лорд Генри. — Столько лет, столько долгих лет тебя не было рядом… И вот… ты вернулась…

— Я буду просить у тебя прощения за каждый день и каждую минуту, что ты вынужден был коротать в одиночестве. — голос Розали был полон неподдельного раскаяния.

— Обещай мне, что ты никогда больше меня не оставишь… Что мы будем вместе, что бы ни случилось…

— Конечно, дорогой. Обещаю.

— Обещай, что ты не исчезнешь…

— Никогда…

Элис разрывалась между желанием сидеть вот так, у камина, обнимая отца и мать, воссоединившихся после долгой разлуки, и желанием как можно незаметнее сбежать наверх, прихватив с собой Люси.

Кстати, о Люси…

Элис вдруг осознала, что вместе с ними в этой комнате находится ещё один человек, доселе скромно хранивший молчание. Она подошла к сестре и обняла её за плечи. Люси вздрогнула и прильнула к Элис, не отрывая глаз от Розали. Девочка глядела на неё так, словно та была феей из далёкой страны — прекрасной, восхитительной, волшебной. Впрочем, толика правды в этом имелась.

— Давайте пить чай, — громко сказала Элис. — Думаю, никто не будет возражать, если торт не доживёт до завтрашних именин и будет съеден сегодня. Ведь у нас появился такой подходящий повод. А завтра я схожу за новым.

Отец и мать одновременно посмотрели на Элис, затем — на Люси.

— Я… должен тебе кое в чём признаться… — запинаясь, начал лорд Генри. — Это… длинная история…

— Нет-нет, это мне нужно тебе признаться кое в чём, — перебила Розали. — И, позволь, я буду первой.

Элис показалось, что её мать смущена и взволнована — впервые с того момента, как появилась сегодня в их доме.

— Ты считаешь меня святой… — сбивчиво заговорила она. — Но это не так. И всё же я обязана открыть тебе правду, пусть даже я рискую навлечь на себя этой правдой твой гнев, непонимание и… и ненависть.

Розали сконфуженно покраснела и опустила взгляд вниз, уставившись на колени.

— В тот день… Эльвинг настоял, чтобы я покинула Аверсайд. Меня преследовали агенты нашего мира из-за моего дара находить общий язык с фэрлингами. Поэтому я невольно навлекала опасность на всех, кто находился рядом. Долгие годы я скрывалась в безлюдных землях Реверсайда. Эльвинг помогал мне прятаться. Мне повезло: меня не нашли. Но однажды я не выдержала… Я… словно была не в себе. Я сбежала от Эльвинга, нашла Мост и проникла в ваш мир. Я добралась до Маунтин-Парка, — она судорожно перевела дух. — Но угроза, что меня могут выследить, всё ещё существовала. Я не осмелилась явить свой истинный облик. Я использовала личину девушки по имени Пенелопа Уайтхолл. Генри… Мать Люси не умерла. Люси — моя дочь.

— Ты — моя мама? — изумилась Люси.

Элис тихо охнула. Она помнила ту историю: застенчивая и немногословная деревенская скромница, тихая свадьба без гостей и единокровная сестра, скрасившая жизнь лорда Генри, когда она, Элис, покинула отчий дом, став взрослой.

— Я — не хамелеон, конечно, — Розали неловко рассмеялась, отбросив назад длинные пряди волос. — Я и с личиной-то особо не возилась. Ну, то есть, мне приходилось заботиться о том, чтобы оставаться неузнанной… Помнишь, как раз в месяц я куда-то пропадала? Для того, чтобы постоянно находиться в другом обличье, нужна энергия, а я ведь не могу использовать энергию этого мира. Мне нужно было заряжать факсимиле; неподалеку от Маунтин-Парка был проход в Реверсайд… Да это всё неважно. Ты полюбил её, потому что подсознательно чувствовал, что это я! А я… Я всего лишь хотела быть рядом с тобой… и с Элис. Но фэрлинги всё поняли. И, разумеется, рассказали Эльвингу. Он был в ярости, когда узнал, что я натворила. Да я и сама понимала, что повела себя глупо и безрассудно. Но это безрассудство — лишь следствие моей безграничной любви. Эльвинг объяснил, что, вмешавшись в судьбу, я сделала ошибку. Настоял, чтоб я немедленно вернулась в Реверсайд. Инсценировал мою смерть и помог скрыться.

Лорд Генри сидел недвижно, словно каменное изваяние.

— Ты хоть понимаешь, сколько лет я изводил себя угрызениями совести, думая, что изменил тебе? А я ещё считал себя виновным в смерти несчастной Пенелопы!

— Пойми, — взмолилась Розали, — я не могла иначе. Находясь в своем истинном облике, я бы подвергала опасности и Элис, и тебя.

— Но тем не менее, сейчас ты здесь, — продолжал лорд Генри. — Значит ли это, что ситуация изменилась?