📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгКлассикаНоктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 120 121 122 123 124 125 126 127 128 ... 177
Перейти на страницу:
у этого окна, когда ей делалось особенно тяжело, и здесь в тысячу первый раз передумывала свои грустные думы. Ненастный день гармонировал с ее настроением, и в самом воздухе, казалось, разлита была мертвая грусть. Весело зеленел один тополь. Семнадцать лет тому назад, это было пышное дерево, настоящий зеленый богатырь. Марья Сергеевна из своего окна видела и часть улицы, по которой тряслись крестьянские телеги и с треском проезжали городские экипажи. Куда эти люди могут ехать? Что их интересует?.. Для нее мир был закрыт, и живые люди казались тенями, которые проносились мимо нее без цели и смысла, как блуждающие огоньки. Марья Сергеевна даже вздрогнула, когда на двор въехал извозчичий экипаж с двумя седоками. Уж не гости ли?.. В первую минуту она испугалась этой мысли, а потом успокоилась: приехали, очевидно, новые квартиранты в их флигель. Кстати, этот флигель составлял настоящее наказание. Помещение было маленькое, всего две небольших комнаты с кухней, и снимали его такие маленькие люди, которые редко могли заплатить за квартиру. Это были мелкие служащие, какие-то писаря, микроскопические чиновники, лишившиеся места или отставные, и у всех была одна общая черта: все пили водку, ссорились с женами и устраивали более или менее крупные скандалы. Спустя некоторое время, им отказывали, чтобы пустить на их место точно таких же субъектов. Это был совершенно особенный мир, который Марья Сергеевна видела только из своего окна и удивлялась, зачем живут эти отбросы, эти человеческие помои. Вот и теперь новые жильцы наверное повторят ту же вечную историю… Сколько раз она говорила своему мужу, чтобы просто запереть этот несчастный флигель и никого не пускать.

Новые квартиранты были совсем молодые люди. Он – высокий, худощавый брюнет в заношенном осеннем пальто и широкополой поповской шляпе, а она – полная блондинка с хорошеньким задорным личиком. Ей очевидно не понравилась квартира, и она осталась на извозчике, послав мужа осмотреть помещение еще раз. Он покорно прошагал во флигель. Блондинка достала заношенный портмоне и сунула извозчику какую-то мелочь. Нужно было видеть то презрение, с каким извозчик взял эти деньги. Вся его фигура выражала одну уничтожающую мысль: «Тоже – хорошие господа называются…» Марье Сергеевне вдруг сделалось совестно вот за эту молоденькую женщину, которая, вероятно, ужасно мучится этой сценой. Когда показался муж, извозчик поднял настоящий скандал.

– Всякая шантрапа тоже ездила бы на извозчиках! – кричал извозчик, размахивая вожжами. – Двоегривенного нет…

– Да ведь ты рядился за пятнадцать копеек? – спокойно возражал молодой человек.

– Рядился… Кабы правильные господа, так о пятачке не стали бы разговаривать. Видали мы стракулистов весьма достаточно…

Извозчик поднял этот скандал благодаря тому, что на дворе собралась публика в лице дворника, кучера, кухарки Агафьи и горничной Маши.

Блондинка, испуганная и сконфуженная этой сценой, хотела быстро соскочить с извозчичьих дрожек, но легко вскрикнула и, вероятно, упала бы, если бы муж вовремя не подхватил ее на руки. Широкая ротонда при этом движении распахнулась, и все – дворник, кучер, Агафья и Маша увидели, что барыня находилась в «таком положении». Марья Сергеевна заметила только ее испуганное личико, такое жалкое и по-детски больное.

– Што ты в сам-то деле привязался, судорога!.. – накинулась на извозчика кухарка Агафья, сразу принявшая сторону приезжих. – Дворник, а ты чего буркалами-то ворочаешь?..

Сцена сразу переменилась. Дворник обругал извозчика, взял в одну руку тощий кожаный чемоданчик, а в другую узел, завернутый в старый плед, и пошел за «господами». Он остановился в дверях и презрительно встряхнул легкий багаж, что в переводе означало: «Тоже им-му-ще-ство называется»… Обруганный извозчик с обиженной медленностью повернул свою клячу, и старенький экипаж жалобно задребезжал всеми своими винтами и гайками.

С Марьей Сергеевной произошла удивительная перемена. Она женским инстинктом поняла сейчас все: и причину своего несчастья, окруженного сытым довольством, и причину того счастья, которое привезла с собой вот эта бедная молодая парочка. О, они счастливы, эти молодые люди с тощим чемоданчиком и подозрительным тюком в пледе!.. Она это чувствовала по выражению ее детского личика, по тому страстному вниманию, которое сказывалось в каждом его движении, в каждом взгляде. Да, счастливы, счастливы, счастливы… Какая-то странная ревность проснулась в душе Марьи Сергеевны, и с какой бы радостью она променяла свое внешнее довольство на эту счастливую бедность, полную внутреннего света! С ней сделалось что-то вроде истерики – она и плакала, и смеялась, и никогда еще не чувствовала себя такой жалкой. Засохшее дерево, у которого в голых ветвях свистит один ветер, вероятно, чувствует то же самое…

IV

С переездом новых жильцов в существовании Марьи Сергеевны произошла яркая перемена. Она вся точно встрепенулась, ожила и насторожилась, как птица. Да, теперь была жизнь, были интересы – не ее жизнь и не ее интересы, но все-таки жизнь и интересы, хотя и в отраженной форме. Бывают такие блуждающие огни, которые выводят на дорогу… По целым часам Марья Сергеевна проводила теперь у своего окна, как часовой на сторожевом посту, и быстро изучила жизнь флигеля до мельчайших подробностей. Каждый день утром в восемь часов он торопливо выходил из своего флигеля, на ходу нахлобучивая свою поповскую шляпу, и широкими, решительными шагами направлялся в калитку. Потом его шляпа мелькала под окнами, а через пять минут возвращалась.

«Это он ходит в булочную… – соображала Марья Сергеевна, отыскивая глазами в руках жильца завернутую в бумагу булку. – Да, да… Она, вероятно, любит свежий, горячий хлеб. Теперь она нежится еще в постели, а он хочет ее побаловать… да. Потом будут чай пить, а потом он уйдет на службу…»

Должно быть, каждое утро она задерживала его несколько лишних минут, потому что он выскакивал на крыльцо, как сумасшедший, и бежал по двору чуть не бегом. Бежит, а сам оглядывается на окно, в котором мелькало улыбавшееся личико… Как им трудно было расставаться каждое утро, и как она, бедняжка, должна была скучать без него. Впрочем, когда окно оставалось пустым, и он не оглядывался – значит, или она больна, или сердится. Прислуги они не держали, и она сама готовила очень скромный обед. Он приходил ровно в два часа, но она его начинала ждать с двенадцати, и бледное детское личико показывалось в окне все чаще. Ах, как медленно идет проклятое время!.. Марья Сергеевна тоже начинала волноваться и всегда первая видела с высоты своего второго этажа, когда он показывался на углу улицы. Она бросалась к своему окну и хотела крикнуть ей: «Он идет! Идет!..» Но счастливая женщина чувствовала его приближение и с тревожной улыбкой

1 ... 120 121 122 123 124 125 126 127 128 ... 177
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?