Королевский маскарад - Оксана Демченко

Всего этого оказалось мало, чтобы прогнать беду. И теперь в устье Архони безлюдно. Правда, соседи, проигравшие в открытом бою, уже несколько раз приходили и смотрели заброшенные дома народа ны. Пока не заселились, но, если надумают, остановить их более некому…

Каждый раз загадочная напасть начинается одинаково. На последнем заходе солнца, когда оно выпрыгивает из-за ставшего слишком высоким горизонта на несколько мгновений, главный шаман племени – любого племени! – поет и зовет дямадов, духов-помощников. В долгой злой ночи власть барусей небывало крепнет. Они студят землю, губят саму память о свете и тепле, вливают в души черную тоску. А дямады, совсем как и живые, телесные, помощники кайга – собаки, отстаивают своих друзей. Одни не пускают северных волков к стаду оленей, другие – отчаяние к душам людей.

Вот только с некоторых пор приходят не дямады! А кто – неведомо. Потому что видевшие зло обычно не выживают. Или не соглашаются о нем говорить.

Дюпта вздохнул, обнял за плечи притихшую Сыру.

– Твоя жена, Элло, происходит из сгинувшего племени народа ны-кайга. Мы с братом нашли ее и еще троих уцелевших в мертвом санном поезде. Семь лет назад это было. Сыру видела тех – злых дямадов. Но не может рассказать, она уже спала от холода, память к ней так и не вернулась, сколько ни пел наш шаман. Одно я знаю точно: шаманов в народе кайга почти нет более. Если приходят злые духи, они первым губят именно вызвавшего их по ошибке. Потом воинов, а затем уже – прочих.

– Сколько у нас времени до последнего заката?

– Верно спросил, Элло. Неделя – совсем мало. Вождь уверен, что беда нас не минует. Год назад она уничтожила половину соседнего рода, а два года назад – стойбище ниже по реке. Посмотри на наши чумы – в одном из десяти есть огонь. Кэлху отослал всех молодых наверх, как мы говорим. То есть на юго-запад…

– Сам остался.

– Он вождь, он должен быть здесь. Я – младший сын, меня не жаль. Тимынтэ шаман, он тоже из рода Сыру, он не уйдет. Дянгу упрямый, к тому же у него сын совсем болеет, умирает, куда ему идти? Вот так, Элло. Теперь ты знаешь все. Хочешь – оставайся, если есть сила и готов рисковать. А нет – бери жен и уходи, хоть их сбережешь.

– Спасибо за правду, Дюпта.

Лоэль задумался ненадолго. Он не держал зла на старого охотника: тот старался спасти свой род и вел нидя-шамана, не раскрывая ему правды. Какой маг сунется в чужие опасные дела вслепую, без подготовки, без надежды на награду? А расскажи толком – придет в лучшем случае через год-другой. В мертвый род…

Эльф передернул плечами: на него смотрели трое, не мигая, взгляды прямо-таки давили ожиданием и тоской. Разве нормальный шаман останется тут умирать ради чужих? Жен не принял, богатства в виде оленей ему не надобно… Наденет парку и уйдет домой. Лоэль исполнил первую часть ожиданий, натянул плотный меховой чехол.

– Сигэ пусть обедом занимается. Сыру, пойди к шаману и попроси его дождаться меня. Пусть травки, если у него есть – всякие: лечебные, шаманские, – разложит. Может, пригодятся. А мы, Дюпта, пока сходим к охотнику. Почему он не сказал, что сын плох? Вот за это я на него сердит. Целый день потеряли впустую!

– Ну повезло нам, – фыркнула Сигэ. – Попался Дянгу, совсем глупый шаман-нидя. Убежать от барусей и злых дямадов он и не пытается даже, однако…

Чум старого охотника оказался довольно далеко, в нижней части поселения. Был он не новым, но просторным, нюк сшит из добротных шкур. Сам Дянгу обнаружился у очага. Сидел, мрачно глядел на слабый трескучий огонь. Лоэль уже знал – треск кайга считают вещим предзнаменованием. И едва ли тут ожидали добрых вестей.

Гостям – тем более столь странному их составу – охотник удивился. Некоторое время молча наблюдал, как нахальные пришельцы бесцеремонно ворочают бессознательное тело сына, переговариваются на смеси разных языков, отчего-то понятной и удобной обоим. Сын Дянгу был едва ли старше Дюпты. Болезнь иссушила его, выпила все силы, оставила только обтянутый кожей скелет. Юношу знобило, он задыхался и хрипел. Лоэль мрачно изучал картину запущенного недуга, одновременно рылся в малой поясной сумочке, выкладывая полезное в предстоящей работе.

По словам сына вождя, юноша заболел на охоте у реки, бил диких оленей с лодки во время осенней переправы. Попал в воду, нахлебался, получил несколько достаточно серьезных ран – то ли по камням тащило его, то ли рога оленьи порвали тело. Нашли охотника на берегу, гораздо ниже оленьей переправы по течению реки, без сознания, очень слабого. С тех пор он не приходит в себя и почему жив до сих пор – загадка…

– Не хочет он на тот берег. Упрямый, – усмехнулся эльф. – Вот так держи его, буду воду из легких убирать, там ее ох как много… Прокалывать надо и сцеживать. Плошку ставь, большую. Дянгу, у тебя лимонник есть? Ты же ходишь в тайгу.

– Есть, – кое-как выговорил охотник.

– Вот, заваривай. Сейчас раздышится, попьет, и поведете его на прогулку. Чум проветрить надо, даже выстудить: свежий воздух важен. Шкуры на ложе поменять, должны быть совсем сухие.

Охотник молча засуетился. Руки дрожали, выдавая беспокойство проснувшейся надежды. Жена Дянгу тоже оживилась, стала собирать одежду для сына. Чистую, аккуратно сложенную, припрятанную подальше. «Наверное, никто уже не предполагал, что вещи для прогулки вне чума понадобятся больному прежде последнего дня», – хмуро догадался Лоэль.

Воды в легких оказалось даже больше, чем он предполагал. Принц покачал головой: чем вообще дышал парень? Второй раз удивиться ему пришлось, обрабатывая старые загноившиеся раны. Может, и похожи на след рогов. Лоэль движением брови уточнил мнение Дюпты, обведя пальцем особенно подозрительный глубокий прокол под ребрами.

– У оленя острые рога, Элло, – засомневался сын вождя. – Но ты, может, и прав. Я бы сам так бил, очень похоже на след от ножа. Костяного.

– Потом подумаю, – заинтересовался Лоэль. – Моя магия склонна утверждать: это нож. Злоба есть в ударе. Даже я бы добавил – заклятие. Незнакомое мне, вашего народа, северное. Дянгу, как там отвар?

– Почти готов, – быстро откликнулся охотник. – Только мой Хэнку не может глотать, ослаб.

– Держи питье горячим, уже скоро потребуется. Скажи жене, пусть жидкой рыбной похлебки сварит. Глотать он может, дышать не получалось, вот и захлебывался. Дюпта, далеко ли его нашли?

– Отсюда два аргиша, – прикинул сын вождя.

– Поедем немедленно, как только я к Тимынтэ сбегаю. Хочу глянуть, что там пели. Ох, приложил к этой болезни свою руку шаман. Нехороший, темный. Если получится, я его след поймаю. Потом найдем и поспрашиваем…

– Мой младший сын выберет вам двух лучших учагов. – Охотник глянул на мальчика, и тот сорвался с места, на ходу натягивая сокуй, верхнюю теплую одежду. – Учаг, Элло, – это верховой олень, не упряжный. Там удобнее именно верховой, места неровные.

– Спасибо, запомню.

Юноша, названный Хэнку, закашлялся, судорожно забился и поник. Лоэль довольно кивнул, нашептал еще несколько слов, останавливая кровь из потревоженных ран и двух проколов, созданных самим лекарем для откачки влаги из легких. Потом пришлось еще шептать – поить больного силой, заново учить дышать полной грудью. Расправлять легкие, сжавшиеся и смятые в нижней части. Хэнку опять кашлял, мучительно и часто. Его отец вздрагивал и жалобно глядел на нидя-шамана, вдвоем с Дюптой решительно перемещающего и поворачивающего тело. Наконец больного посадили и, придерживая голову, бережно напоили. К полному восторгу тихой хозяйки чума, сын пил сам, охотно и много. Лоэль наспех пояснил, как его надо вести, сколько гулять, чем поить и кормить. И вышел на свежий воздух. Жена Дянгу уже торопливо вскрывала слои шкур, проветривая чум. Сам охотник, устроив руки больного сына на своих плечах и буквально переставляя его ноги, вместе с Дюптой вывели его на воздух. Можно было попросту и вынести юношу, но эльф предпочитал этот способ. Пусть тело вспомнит, что такое – ходить. Глядишь, быстрее вернется здоровье от хороших-то воспоминаний.