Драконы Осенних Сумерек - Трейси Хикмэн

Танис держался поодаль, наблюдая за друзьями. Вот Лорана и Гилтанас поплыли в старинном, изысканном эльфийском танце, в два голоса распевая радостный гимн. Стурм и Элистан обсуждали возможность путешествия на юг в поисках легендарного города у моря – Тарсиса Прекрасного. Быть может, там сыщутся корабли, способные вывезти беженцев из охваченной пожаром страны? Тика, совершенно потерявшая терпение – Карамон все ел и ел без конца, – принялась дразнить Флинта, пока гном не залился ярким румянцем, видимым даже сквозь бороду, и не пошел с ней танцевать.

Но где же Рейстлин? Он очень мало ел на пиру, больше попивал свою травяную настойку. Танису показалось, что маг был более обычного бледен и тих. Танис решил поискать его. Общество циничного и угрюмого мага сегодня влекло его более музыки и смеха.

И Танис побрел под лунами в темноте, каким-то образом зная, что идет в правильном направлении. И точно: вскоре он увидел Рейстлина, сидевшего на пне старого дерева, чьи почерневшие, раздробленные молнией останки еще валялись вокруг. Маг не сказал ни слова, и полуэльф сел рядом с ним.

Он не заметил, как позади него между деревьями шевельнулась и замерла небольшая тень. Наконец-то Тас услышит, о чем эти двое беседуют наедине!

Странные глаза мага были устремлены туда, где сквозь узкое ущелье меж двух высоких гор можно было рассмотреть горизонты южных земель. Ветер все еще дул с той стороны, но начинал уже менять направление. Постепенно холодало. Хилое тело мага сотрясалось в ознобе. Глядя на него при луне, Танис был поражен тем, как похож он был на Китиару. Ощущение их схожести возникло мгновенно и почти сразу пропало, добавив Танису тревоги и беспокойства. Он принялся подбрасывать на ладони кусок древесной коры…

– Что ты видишь там, на юге? – спросил он Рейстлина.

Маг покосился на Него.

– Что вообще способны видеть мой глаза, Полуэльф! – прошептал он с горечью. – Только смерть, горе и разрушения. Я вижу войну… – И он указал вверх: – Созвездия еще не вернулись. Владычица Тьмы не побеждена…

– Может, мы и не выиграли войну, – начал Танис, – но определенно победили в крупном сражении…

Рейстлин закашлялся и скорбно покачал головой.

– Неужели ты совсем не видишь надежды?

– Надежда – это отрицание реальности, – ответил маг. – Это морковка, которую подвешивают перед носом битюга, чтобы он шел и шел вперед, пытаясь до нее дотянуться…

Танис раздраженно отшвырнул кусок коры прочь:

– Ты хочешь сказать, что мы должны попросту сдаться?

– Я хочу сказать, что пора выбросить морковку и идти вперед с открытыми глазами, – ответил Рейстлин. Снова закашлялся и поплотнее закутался в свои одеяния. – Как, например, ты собираешься драться с драконами, Танис? Их ведь больше, чем ты в состоянии даже вообразить. А где у нас Хума? Где Копье? Нет, Полуэльф. Не говори мне о надежде.

Танис не ответил. Замолчал и маг. Оба сидели неподвижно: один по-прежнему смотрел на юг, другой – вверх, в мерцающую звездную бездну.

Тассельхоф опустился в мягкую траву под соснами.

– Значит, надежды нет? – прошептал он горестно. Он был не рад, что решил проследить за полуэльфом. – Не верю! – сказал он и снова посмотрел на Таниса, поднявшего глаза к звездам. Кендер понял, что для Таниса надежды не было, и от этой мысли его затрясло.

Со дня гибели старого мага Тас испытал никем не замеченную душевную перемену. Кендер впервые заподозрил, что за приключениями стояло нечто серьезное, нечто такое, за что люди готовы были пожертвовать жизнью. Он задумался о том, какое лично он имел ко всему этому отношение, и решил, что сам уже ответил себе в давнем разговоре с Фисбеном, – малые дела, для которых он был создан, некоторым образом влияли на то большое и важное, что определяло ход вещей.

Но до сих пор ему и в голову не приходило, что, возможно, все зря, что сделать ничего не удастся, что, сколько бы они ни страдали, теряя друзей, подобных Фисбену, драконы победят все равно.

– И все-таки, – тихо сказал он себе самому, – надо надеяться и пробовать что-то делать. Это важно – надеяться и пытаться. Может, это даже самое важное…

Что-то тихо слетело с небес, мазнув кендера по носу. Тас подставил ладонь.

Это было маленькое беленькое куриное перышко…

«Песнь о Хуме» – последняя

(и многие полагают – величайшая) работа эльфийского барда

Квивалена Сота.

Увы, только обрывки ее пережили Катаклизм.

Говорят, однако, будто тем, кто внимательно ее изучает, приоткрывается грядущее этого мира.

ПЕСНЬ О ХУМЕ

Из деревень под нахлобученными тростниковыми крышами,

Где одна подле другой быльем зарастают могилы,

Где в детстве

Играл он в жестокие игры мечей,

Подобные незаметному торфяному пожару, готовому неожиданно вспыхнуть.

Осененный крыльями Зимородка,

Вышел Хума путем Розы,

В ясном сиянии Розы.

Противостоя. Драконам,

Удалился он к самому краю мира,

В Чащу, куда привел его Паладайн,

И там, познав муки духа и тела,

Он стал собою самим.

Тогда и предстал ему Белый Олень,

Посланец Первоначал Творенья,

И Время застыло в полете, когда у края лесов

Изголодавшийся Хума приложил стрелу к тетиве,

Благодаря Богов за щедрую милость…

Но загляделся на корону рогов,

Дивно изогнутых, подобно символу сердца,

И опустил лук,

И время возобновило свой бег.

И Хума пошел за Оленем, несшим в рогах

Юный сеет утра и росчерк орлиного когтя,

А перед ними возносилась Гора,

Окутанная ночными тенями,

И три луны замерли в небе.

Светало, когда Белый Олень

Покинул Хуму в роще у подножья Горы,

И тот не искал его более, ибо увидел

Конец тяжкой дороги и обещание зеленой весны

В глазах Женщины, вышедшей навстречу ему.

Святы были дни, что он с нею провел,

Свят был воздух, внимавший словами забытым песням любви,

И, заслушавшись, луны склонились над Великой Горой.

И она бежала его, уклончивая, как пламя,

Прекрасная, безымянная и оттого прекраснее вдвое.

И узнали они, что земля, полет облаков

И самая Чаща -

Просты и бесхитростны перед чащобами сердца.

И вот наконец она поведала ему свою тайну…

Не женщиной была она, не из племени смертных, -

Породил ее род могучих Драконов.

Потемнело небо над Хумой, качнулись луны,

Краткая жизнь травы казалась насмешкой над человеческим родом,