Медведь и Дракон - Том Клэнси

Барри Вайс был одет в опрятный костюм с галстуком и пиджаком – эта привычка к аккуратности сохранилась у него ещё с тех пор, когда он служил в корпусе морской пехоты. Он постучал в дверь, которую открыл, разумеется, местный житель – ему хотелось называть их «туземцами», но это было бы слишком некорректно, с оттенком расизма – и проводил их внутрь дома. Первый европеец, встретивший их, совершенно очевидно, не был кардиналом. Слишком молодой, слишком высокий и слишком явный немец.

– Здравствуйте, я монсеньор Шепке, – приветствовал их священник.

– Добрый день, я Барри Вайс из CNN.

– Да, конечно, – улыбнулся Шепке. – Я видел вас по телевидению много раз. Что привело вас в КНР?

– Мы приехали сюда, чтобы освещать торговые переговоры между Америкой и Китаем, но решили поискать и другие интересные темы. Нас удивило, что у Ватикана здесь есть дипломатическая миссия.

Шепке провёл Вайса в свой кабинет и указал на комфортабельное кресло.

– Я нахожусь здесь уже несколько месяцев, но кардинал прибыл совсем недавно.

– Мне можно встретиться с ним?

– Конечно, но сейчас его преосвященство говорит по телефону с Римом. Вы не могли бы подождать несколько минут?

– Никаких проблем, – заверил его Вайс. Он окинул прелата внимательным взглядом. Священник выглядел атлетически сложенным, высоким и был, несомненно, немцем. Вайс побывал в Германии много раз и всегда чувствовал какое-то беспокойство, словно расизм, который привёл к холокосту, все ещё дремал там, находясь где-то поблизости, но всегда вне поля зрения. Если бы Шепке был одет по-другому, Барри принял бы его за солдата, даже за морского пехотинца. Священник был в отличной физической форме и явно умён, вне всякого сомнения, проницательный наблюдатель.

– Могу я спросить, к какому духовному ордену вы принадлежите? – задал вопрос Вайс.

– Я принадлежу к обществу Иисуса, – ответил Шепке. «Иезуит, – сразу подумал Вайс. – Это многое объясняло».

– Вы из Германии?

– Совершенно верно, но теперь я живу в Риме и преподаю в университете Роберто Беллармина[52]. Меня попросили сопровождать его преосвященство из-за моего знания языков. – Английский Шепке был грамматически идеален и с поразительно точным произношением, но его нельзя было отнести ни к английскому как таковому, ни к американскому и ни к канадскому.

А также потому, что вы очень умны, – добавил про себя Вайс. Ему было известно, что у Ватикана есть великолепная служба, занимающаяся сбором разведывательной информации, наверно, самая старая в мире. Итак, этот монсеньор является одновременно дипломатом и разведчиком, решил Вайс.

– Я не буду спрашивать вас, каким количеством языков вы владеете. Не сомневаюсь, что их гораздо больше, чем у меня, – заметил он. Вайсу ещё не приходилось встречать ни единого глупого иезуита или даже слышать, что такой есть.

По лицу Шепке промелькнула дружеская улыбка.

– Это моя обязанность. – Затем он посмотрел на телефон. Лампочка погасла. Шепке извинился, ушёл во внутренний кабинет и тут же вернулся. – Его преосвященство приглашает вас.

Вайс встал и последовал за германским священником. Человек, которого он увидел в кабинете, не был в облачении кардинала. Он выглядел как обычный пожилой итальянец, тучный, одетый в костюм, с красной рубашкой (или это жилет?) под его воротником римского священника. Корреспондент CNN не помнил, требуется ли в соответствии с протоколом поцеловать перстень кардинала, но целование рук не относилось к его привычкам, поэтому он просто пожал ему руку, как положено по американскому обычаю.

– Добро пожаловать в нашу миссию, – сказал кардинал ДиМило. – Вы наш первый американский репортёр. Прошу садиться, – и он указал на кресло.

– Спасибо, ваше преосвященство. – Эту часть протокола Вайс помнил.

– Чем мы можем помочь вам сегодня?

– Видите ли, мы приехали в Пекин, чтобы освещать торговые переговоры между Америкой и Китаем, а сейчас пытаемся найти что-нибудь интересное о жизни в этом городе. Вчера мы узнали, что у Ватикана есть своё посольство в Пекине, и вот решили приехать и поговорить с вами, сэр.

– Великолепно, – заметил ДиМило с приветливой улыбкой священника. – В Пекине есть христиане, хотя они и не принадлежат Риму.

Вайс почувствовал, что у него в голове вспыхнула лампочка.

– Китайские христиане?

– Мы встретили всего нескольких. Сегодня мы собираемся повидать одного из них. Между прочим, это баптистский пастор, его зовут Ю.

– Неужели? – удивился Вайс. Местный баптист?

– Да, – подтвердил Шепке. – Хороший парень, он даже получил образование в Америке, в университете Орала Робертса.

– Китайский гражданин из университета Орала Робертса? – спросил Вайс с недоверием в голосе, и одновременно в его голове промелькнула мысль – вот это настоящая тема!

– Действительно, это несколько необычно, правда? – заметил ДиМило.

«Достаточно необычно уже то, что баптист и кардинал Римско-католической церкви дружески разговаривают друг с другом, – подумал Вайс, – но когда это происходит здесь, это так же невероятно, как видеть живого динозавра, шагающего по Моллу в Вашингтоне. Атланте это понравится, можно не сомневаться».

– Не могли бы мы поехать с вами? – спросил корреспондент CNN.

* * *

Ужас начался вскоре после того, как Лиен Хуа пришла на своё рабочее место. Несмотря на ожидание и предчувствие, первый приступ острой боли в нижней части живота всё-таки случился неожиданно и в нежелательное время. Последний раз, теперь уже почти шесть лет назад, это предшествовало рождению Ю Лонга и тоже оказалось неожиданным, но тогда беременность была официально разрешена, а эта – нет. Она надеялась, что схватки начнутся утром, но не в этот день, а во время уикенда, в их квартире, где она и Куон смогут справиться с происходящим без внешних осложнений. Однако младенцы появляются на свет в своё собственное время, как в Китае, так и во всем мире, и эти роды не были исключением. Теперь вопрос заключался в следующем: позволит или нет государство сделать младенцу первый вдох, так что первые схватки принесли с собой приступ страха, что ребёнку не разрешат родиться живым, что его убьют. Она испытывала ужас при мысли, что её собственное тело станет местом преступления, что она увидит это, увидит, как младенец перестанет двигаться, почувствует смерть. Этот страх был кульминацией всех бессонных ночей и кошмаров, заставлявших её просыпаться в холодном поту. Несколько женщин на этаже увидели её лицо и поняли, что происходит. Они догадались о её тайне, хотя никогда не обсуждали это. Чудом было уже то, что ни одна из них не донесла на неё, а этого Л иен Хуа боялась больше всего, – но ни одна женщина не способна предать другую в таких обстоятельствах. Некоторые из них рожали девочек, которые затем, через год-другой, «случайно» умирали, удовлетворяя желание мужей получить наследника. Это была ещё одна сторона жизни в Китайской Народной Республике, которая редко становилась предметом разговоров, даже среди близких подруг. И когда Лиен Хуа оглянулась вокруг, чувствуя, как сокращения мускулов объявляют о приближении родов, ей оставалось только надеяться, что схватки прекратятся или замедлятся и решающий момент произойдёт позднее. Ещё пять часов, и она сможет вернуться домой на велосипеде и родить младенца дома. Может быть, это будет не так хорошо, как во время уикенда, но всё-таки лучше, чем преждевременные роды здесь, на полу фабрики. Цветок Лотоса сказала себе, что ей нужно быть сильной и решительной. Она закрыла глаза, закусила губы и попыталась сконцентрировать внимание на работе, но схватки продолжались, и она не могла сосредоточиться. Скоро наступит боль, затем настоящие схватки, и она не сможет стоять, и затем… что? Из-за страха заглянуть в будущее на несколько часов вперёд её лицо исказилось сильнее, чем от настоящей боли. Она боялась смерти, и хотя страх смерти присущ всем людям, этот страх относился к существу, которое все ещё являлось частью её тела, но не принадлежало ей. Она боялась, что увидит смерть младенца, почувствует, как он умирает, как из её тела выходит нерожденная душа, и хотя эта душа, несомненно, прилетит к богу, смерть младенца не была угодна богу. Сейчас ей нужен духовный наставник. Ей нужен её муж, Куон. Но преосвященный Ю нужен ей ещё больше.