Оборотный город. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

Сабля вернулась в ножны, за пистолет я даже не брался, обнял помело, распластавшись на нем, как червяк, сбегающий с крючка, и винтом ушёл в сторону ближайшего балкона, где очкастая чертовка в застиранном халате и папильотках как раз развешивала несвежее бельё. Вот одну простыню я у неё и позаимствовал. Ненадолго. Ну, в смысле она у меня недолго задержалась, даже к рукам привыкнуть не успела, я просто отпустил её назад, за спину, белым парусом…

Один миг — и самую активную бабульку с яркой внешностью богини Дианы накрыло с головой, после чего она оригинально спелёнутым младенцем, агукнув, влетела в чьё-то окно вместе с помелом и рамой. Брань, которая раздалась из той нехорошей квартиры, заставила меня притормозить и прислушаться. Пару словосочетаний я бы даже записал, будь под рукой бумага и перо. А то ведь так, с наскоку, и не запомнишь, хоть вот это:

— Ах ты су… драная… в… передраная… я ж твою… без мыла в… обе завяжу… в… засуну… и так на одной ножке прыгать заставлю через верёвочку! И цыц… в… на… тля, ребёнка разбудишь! А кто… там ещё за окном… наглой рожей маячит? Какой растакой Иловайский?!

Дальнейшего развития событий не стали ждать ни я, ни две уцелевшие ведьмы. Я твёрдой рукой вздёрнул метлу на дыбы и рванул с места. Старухи уже с меньшим воодушевлением, но всё-таки увязались в бесперспективную погоню. Вот вроде уже потеряли больше половины боевого состава, а всё не уймутся, верят, что двоим меня достанется больше, чем пятерым. Чисто математически — да, кто бы спорил, а вот на деле…

На деле эти полные дуры-блондинки попытались на перекрёстке взять меня в клещи. То есть вылетели справа и слева на полной скорости, выставив вперёд когтистые артритные пальцы и завывая, словно психованные цапли на бреющем полёте. Ну и в последний момент я, естественно, вертикально ушёл вверх, а они…

— Чмоки-чмоки! — только и успели сказать две голые ведьмы, в едином витиеватом телосплетении рухнув вниз. Благо, кажется, никого не пришибли, в лужу упали. Вроде и неглубокую, но брызги до моих сапог долетели точно.

Я скорбно снял папаху, на мгновение склонил голову, потом присвистнул и в две минуты галопом добрался до Хозяйкиного дворца. Не думаю, конечно, что в шесть утра меня там сильно ждали…

По-моему, даже бдительные медноголовые львы отреагировали на мой пролёт у них под носом едва заметным сонным причмокиванием, не более. Стучаться в ворота было совершенно бессмысленно, поэтому я решил рискнуть и деликатно постучать в окошко. И стучал долго: сразу моя любовь ненаглядная просыпаться просто отказывалась. Наконец, когда я уже отчаялся достучаться, занавеска изнутри качнулась и на меня взглянули самые прекрасные карие очи на свете. Ну, может, чуток заспанные и мутные, как у медведя зимой.

Катерина потёрла глаза кулачками, молча повертела пальцем у виска и распахнула окно:

— Вваливай, Карлсон на помеле! Только не обращай внимания, я в пеньюаре.

Не обращать внимания?! Да я чуть с метлы не сверзился, когда сообразил, в чём она, вернее — ни в чём! Короткая, выше колен, рубашка-распашонка из чёрно-зелёных кружев, прозрачная, словно крылышко стрекозы, а под ней… Внизу вроде что-то типа двух треугольничков спереди и сзади на верёвочках, а выше эдакий облегающий грудедержатель на тонких лямках… Рассмотреть поближе не удалось, у меня в глазах защипало, а она шустро прыгнула под одеяло.

— Залетай, говорю же. И посиди где-нибудь там, в рабочем кабинете, у компьютера, я хоть накину что-нибудь и зубы почищу.

— А-а… зубы зачем?

— А чтоб тебя съесть, недогадливый наш, — зевнула она, натягивая одеяло едва ли не до носа. — Иди, иди, не фиг тут на всё фантазировать, ещё слюной захлебнёшься. Помело в прихожей поставь. Не спрашиваю, у кого ты его спёр, но имей в виду, наши ведьмы используют его как фаллический символ, натирают всякой галлюциногенной дрянью и елозят по стволу, пока не заколбасит. Угадай, каким местом елозят?

— Каким же, солнце моё ясное?! — опять не понял я, спрыгивая на подоконник.

— Тьфу, да никаким, успокойся, Иловайский! Я говорю, главное, руки потом с мылом вымыть не забудь! Понял?

— Разумеется, — послушно кивнул я, прошёл через её спальню и, стараясь нигде не задерживаться взглядом, вышел в соседнюю рабочую комнату, деликатно прикрыв за собой дверь. Где у неё во дворце сортир и рукомойник, я уже знал, приходилось бывать. Хотя с чудными краньями по первому разу пришлось повозиться. Один, холодный, я отвернул шибко сильно, так меня до пояса забрызгало, а вторым, горячим, вообще едва руки не обварил. Потом уже сообразил, как их настраивать, когда прохладная вода нужна, а когда тепленькая…

Вымыв руки, я послушно сел на табуретку в кабинете, посмотрел на длинный неровный ряд книг, памятуя о том, как нарвался в прошлый раз. Выбрал другую, с красивым названием, и тоже раскрыл где-то на середине…

«От всего этого я застонал. Я опустился в воду рядом с ним, и его губы проследовали от моей груди к животу. Он нежно вбирал в себя всю кожу, как будто высасывал из нее всю соль и жару, и даже его лоб, подталкивая мое плечо, наполнял меня теплыми восхитительными ощущениями, а когда он добрался до самого грешного места, я почувствовал, как оно выстрелило, как превратилось в лук, из которого выпустили стрелу; я почувствовал, как она вылетела из меня, эта стрела, и вскрикнул…»

Это чем же они, двое мужиков, там занимались?!! Я с таким грохотом захлопнул книгу, словно боялся, что сейчас из неё вырвется какая-нибудь неуправляемая бактерия, укусит меня до крови и сделает таким же, как тот бедный парень, у которого «стрела вылетела».

Не приведи господи, вот так заболею, что оно мне станет нравиться, а ведь это, как помню по Библии, грех содомский! И дядя меня за такое просто на месте убьёт! Да не только дядя. И Прохор убьёт, и рыжий ординарец убьёт, и староста деревни, и кашевар Латышев, и наш добрый доктор Наумыч, и… даже я сам, как узнаю, что заразился, сам себя убью об вон ту стену!

— Кто стрелял?! — Из-за двери осторожно высунулась моя нежная засоня, уже переодетая в длинный махровый халат и тапки-зайчики. — Ты, что ли? И в кого?! Звук был такой, словно выстрел грохнул. А-а, Энн Райс, понятно… Умеешь ты по теме книжки выбирать. А ну положи на место, если уж тебе «Бриджит Джонс» не по зубам,