Почти серьезно - Юрий Владимирович Никулин

репетиции, присылают заявки новых номеров, фотографии придуманных трюков. Поэтому Марк Соломонович живет жизнью не только старого Московского цирка, которым он руководит, но и всего нашего многочисленного отряда артистов Союзгосцирка.

Почти перед каждой новой программой он внезапно вызывает в Москву из какого-нибудь отдаленного цирка маленький, не известный никому номерок, который потом вдруг для всех явится открытием. И все начнут говорить: «Почему же раньше эти артисты не работали в Москве? Почему мы их не знаем?» А Местечкин их прекрасно знал, давно уж присматривался, следил за этими людьми, помогал советами и даже в одну из командировок выезжал специально смотреть их номер.

Иногда я люблю заходить на реквизиторский склад. Чего здесь только не увидишь! Помню, еще учась в студии, я любил забегать сюда. Старая кладовщица, естественно, считала, что склад — самое важное в жизни цирка. Она с увлечением показывала различные вещи. Любила рассказывать о старых артистах. Помню, однажды она достала толстую суковатую палку.

— Юра, — сказала она, — я дарю вам палку знаменитого клоуна Коко. Пусть эта палка принесет вам счастье.

Я прямо ахнул, а потом, честно говоря, подумал, что не может этого быть. Старая кладовщица что-то перепутала. Принес палку и говорю отцу:

— Это палка Коко.

— Не может быть, — тоже не поверил отец. — Давай проверим.

Мы взяли старую книгу о цирке, нашли в ней фотографию Коко, и все оказалось верным — он держал в руках именно эту палку.

В дальнем углу склада, на ящиках, лежит несколько каркасов от бутафорских лошадок, на которых мы, студийцы, в день празднования 800-летия Москвы гарцевали по улицам столицы. Цирк принимал участие в праздничной демонстрации.

Где-то в углу, за ящиками, наверное, еще лежит голова бутафорского льва, оставшаяся от клоунады «Маленький Пьер».

Весь старый реквизит, бутафорию время от времени артисты сдают на склад: им это не нужно, а вдруг кому-нибудь пригодится. Списывать реквизит всегда жалко. За каждой вещью — целая история.

Бутафорию нам изготовлял Николай Курчанин. В прошлом он выступал под фамилией Кели. Познакомились мы с ним давно, когда гастролировали на Дальнем Востоке. Он выступал на манеже с оригинальным номером (мы его называли индейским), стреляя из лука и бросая в цель томагавки. Маленького роста, щуплый, но поразительно ловкий и цепкий, он пользовался успехом. Оставив артистическую деятельность, Николай не мог уйти из цирка и устроился работать бутафором.

Бутафор он был первоклассный. Обладая художественными способностями, отлично чувствуя материал, он создавал великолепные вещи. Помню, нам понадобились для работы рыбки. Пришли к Николаю, он внимательно выслушал нас и сказал:

— Значит, так, рыбешки должны быть как настоящие и чтобы не портились от воды. Это вам надо? Вы мне только размеры дайте. Остальное не ваше дело.

Через несколько дней мы зашли к нему в мастерскую и увидели таких рыбок, что ахнули. Он сделал их из пористой резины, которую искусно раскрасил. Когда мы вынимали из воды этих рыбок и, нажимая пальцами, заставляли их трепыхаться, создавалось полное впечатление, что в руках бьется настоящая рыба.

Напротив конюшни — дверь в пошивочную мастерскую. Несколько человек, склонясь над длинными столами, вечно что-то кроят, шьют, перешивают. Среди ветеранов цирка — закройщики, портные. Самый известный из них — Иван Павлович Толкунов. Ему под девяносто, а он продолжает работать. Сколько клоунских костюмов он сшил для нас с Мишей! И каждый раз я слышу на примерке одну и ту же фразу:

— Юра, неужели будем делать такие короткие рукава? Ну совсем уродцем будешь!

И все-таки делает рукава короткими, как я и просил его.

Старые костюмы попадают в костюмерную. Долгие годы здесь проработала костюмерша Вера Никитична Орлова. Она собрала неисчислимое множество костюмов. Вера Никитична из тех людей, что безгранично любят цирк и остаются преданными ему на всю жизнь. Женщина со странностями: в семьдесят лет она вплетала в косы бантики, уверяя, что похожа как две капли воды на Рину Зеленую. Но это не мешало ей быть ценнейшим работником. В ее хозяйстве всегда царил идеальный порядок. В сундуках хранились костюмы еще артистов цирка Саламонского. Когда я вспоминаю старый цирк, всегда вижу ее сидящей в своей комнате за чаем. Рядом с ней толстая, перекормленная слепая собака, которую она обожала. Кроме собаки, никого из близких у нее не было. При виде меня она ставила чашку на стол и писклявым голосом кричала:

— Милый мой Юрочка! Я отыскала Мише чудесные ботиночки. А для твоего Бармалея — тельняшечку. Давай примерим.

Да, цирку больше всего нужны именно такие люди, как Вера Никитична, преданные, добрые, любящие свою работу.

Во дворе цирка всегда порядок, который поддерживает лысоватый пожилой человек маленького роста — Семен Львович Румашевский. Его у нас знают все. Румашевский — неотъемлемая часть Московского цирка. То он выполняет обязанности экспедитора и находит артистам квартиры, то он организует уборку двора, то руководит разгрузкой сена для лошадей и вывозом навоза. Когда работает, он всегда жестикулирует, подбадривает работающих, показывая, куда и что складывать, и первый начинает действовать. Его маленькую фигурку в кургузом пиджачке и кепочке можно увидеть и во дворе, и на проходной, и за кулисами, и на конюшне. Он всюду. Он там, где нужно что-то сделать, и сделать быстро, хорошо.

Молодым человеком Румашевский поступил ассистентом в иллюзионный номер. С тех пор пошло: выступления в иллюзионных номерах, поездки по городам, а потом работа в Московском цирке.

Когда я учился в студии, Румашевский жил при цирке со своей престарелой матерью, занимая крохотную комнатку (одну из гардеробных) на втором этаже. К матери он относился с нежностью. И я часто видел, как он медленно прогуливался с ней по цирковому двору.

Медленно — это с матерью, а в остальное время — все бегом. Наверх, вниз, во двор, на конюшню, на улицу, на вокзал — всегда бегом. Если искали Румашевского, то кто-нибудь отвечал: «Где-то бегает».

Как-то в шутку я сказал Семену Львовичу, что, наверное, ему трудно засыпать — мешают гудящие ноги.

— Ничего подобного, — крикнул он мне на ходу, — я сплю как убитый!

Румашевский с удовольствием рассказывал мне об интересных встречах с артистами, о номерах гастролеров, бытовых подробностях цирковой жизни. Оказывается, до войны в Москве и Ленинграде артисты, как правило, жили в своих гардеробных. Подушки, простыни, одеяла они возили с собой. Цирк предоставлял им только кровати и матрасы. В гардеробных люди спали, готовили, ели, гримировались и прямо оттуда выходили на манеж работать.

Запомнился мне рассказ Семена Львовича о том, как до революции нанимали в цирк клоунов. Приходит артист