Терновый король - Грегори Киз

Полночь застала Энни у подножия узкой винтовой лестницы, ведущей к верхнему этажу башни. Сестра Касита сменилась другой надзирательницей, которая представилась как Салаус. Рядом с Энни, конечно, была Остра, а остальные девушки уже разбрелись по своим кельям.

– Ну почему ты так упорствуешь, Энни? – шепотом спросила подругу Остра. – Ведь ты была готова все это бросить, когда собиралась сбежать. С чего вдруг эти вещи стали для тебя так важны?

Энни устало взглянула на подругу.

– Потому что я так решила, Остра. Все остальные решения принимались за меня другими. Сохранить свои вещи – это единственная возможность, которой я имею право воспользоваться.

– Я была наверху. Ты не сможешь этого сделать. Оставь один из сундуков здесь.

– Нет.

– Энни…

– А что, если я отдам один из них тебе? – спросила Энни.

– Мне не разрешили тебе помогать.

– Нет. Я имею в виду, что отдам тебе свой сундук со всем его содержимым.

– Послушай, но потом мне все равно придется его вернуть.

– Нет. Он будет твой, Остра. Навсегда.

Остра от изумления закрыла рукой рот.

– У меня никогда ничего своего не было, Энни. И вряд ли мне разрешат…

– Вздор! – повысив голос, произнесла Энни. – Сестра Салаус, я собираюсь отдать один из моих сундуков своей подруге Остре. Могу я это сделать?

– Если вы в самом деле собираетесь его подарить…

– Конечно, – ответила Энни и, указав на меньший из сундуков, сказала подруге: – Возьми вот этот. Здесь лежат два хороших платья, чулки, зеркало, гребешки…

– Зеркало, украшенное опалами?

– Да, оно.

– Но ты не можешь мне его подарить.

– Я уже это сделала. Сейчас. Выбирай. Либо мы несем наши вещи в комнату, либо оставляем их для сефри. Я свой выбор сделала. Теперь слово за тобой.

Когда девушки наконец втащили сундуки в свою комнату, до рассвета оставалось около часа. Сестра Салаус принесла им маленькую свечку и два темно-коричневых платья.

– Завтрак у нас в семь часов утра, – сообщила она. – Советую вам его не пропускать. – Тут монахиня запнулась и немного нахмурилась. – Никогда в жизни не видела ничего подобного. Даже не знаю, хорошо ли это скажется на вашем будущем пребывании в монастыре, но наверняка отдалит вас от всех остальных воспитанниц.

С этими словами она вышла из комнаты. Энни с Острой переглянулись меж собой и тотчас прыснули со смеху.

– Наверняка отдалит вас от всех остальных воспитанниц, – подражая сочному вителлианскому акценту, передразнила сестру Салаус Остра.

– Ну, она ведь должна была что-то сказать, – ответила Энни, оглядывая комнату. – О святой Лой, неужели нам здесь придется жить?

По площади комната занимала приблизительно четвертую часть башни, что не превышало пяти шагов по каждой стороне. Потолок представлял собой обыкновенные балки, за которыми уходила в беспросветный мрак коническая крыша. Было слышно, как наверху ворковали голуби, украшая своим пометом пол и две деревянные кровати, кроме которых в комнате ничего не было. Свет проникал в келью через единственное маленькое окошко.

– Эти хоромы не слишком отличаются от тюремной клетушки, – заметила Остра.

– Увы, – вздохнула Энни. – Тем не менее лучше быть на моем месте, чем принцессой, которую насильно выдали замуж.

– Все не так уж плохо, – не слишком уверенным тоном заметила Остра. – Так или иначе, но ты принцесса, заточенная в башне. Почти как в истории Рафквина.

– Вот именно. И я начну плести лестницу из шелковой паутины, чтобы отсюда выбраться. И когда за мной придет Родерик…

– Энни! – строго осекла ее Остра.

– Голубушка, я шучу, – успокоила ее Энни, но между тем подошла к окну и выглянула наружу. – Гляди. Солнце встает.

Бледное марево на горизонте озарилось золотом, и первые лучи солнца обагрили холмистые пастбища, усеянные редкими сучковатыми оливковыми деревьями и тощими кедрами. Неподалеку виднелась река, которая извивалась между более щедрых на зелень кипарисов и ив. За ней пейзаж обретал бледно-зеленые и желтые тона, которые плавно вливались в небесную лазурь.

– Если я могу видеть горизонт, – тихо произнесла Энни, – значит, я сумею вынести что угодно.

– А вот и принцесса Мул, – сказала девушка с длинной шеей, когда Энни с Острой вошли в трапезную.

У Энни загорели уши, когда все остальные девушки засмеялись. Но вскоре беседы возобновились. Говорили тут исключительно на вителлианском.

– Кажется, я заработала себе прозвище, – сказала она.

Трапезная была просторным помещением с плоской крышей, заканчивающейся на каждой стороне открытыми арочными проемами. Внутри стояли длинные неоструганные столы, за которыми девушки заметили несколько свободных мест. Энни выбрала наименее престижное из них, на самом конце скамейки, напротив толстозадой девушки с тяжелым подбородком и близко посаженными глазами. Остра села рядом с подругой. Энни заметила, что остальные девушки уже получили овсяную кашу, приправленную чем-то вроде творога или молодого сыра.

Девушки начали искоса поглядывать на принцессу, но первые несколько минут никто не осмеливался с ней заговорить. Наконец коренастая дама, не отрывая взгляда от своей тарелки, произнесла на своем родном вителлианском языке:

– У нас полное самообслуживание. От котла и до топки печки. – Она показала жестом в сторону двух девушек, одетых в серо-коричневые платья, которые работали у котла.

– Я принесу для нас двоих, – быстро нашлась Остра.

– Это запрещено, – предупредила ее одна из послушниц.

– Она хоть что-нибудь знает? – громко удивилась другая.

– А ты сама знала, когда сюда приехала, Турсас? – одернула ее толстушка и, обращаясь к Энни, добавила: – Лучше поторопись. Не то скоро придут забирать пищу для коз.

– Что же это за место такое? – тихо удивилась Энни. – Отец говорил…

– Лучше забудь о том, кем ты была раньше, – посоветовала ей девушка. – Да поскорей. Не то сестра Секула заставит тебя пожалеть о твоем упрямстве. Ты и так уже наделала глупостей. Так что лучше послушай моего совета. И поторопись.

– Рехта знает это не понаслышке, – заметила другая послушница. – Местра заставила ее…

– Прекрати, Турсас, – резко оборвала ее Рехта.

Энни хотела пропустить совет мимо ушей, но ее пустой желудок придерживался иного мнения. Под прицелом многочисленных глаз у Энни загорелись щеки, тем не менее она встала и пошла за кашей, налила ее черпаком в глиняную плошку и взяла ложку. Остра присоединилась к подруге. Несмотря на сомнительную консистенцию, каша оказалась на удивление вкусной. Энни запила ее холодной водой, и ей захотелось хлеба. Посреди трапезы она посмотрела на девушку, которую называли Рехтой.