Двери в полночь - Дина Оттом

— И? — качнулся в кресле Шеф.

— Я вот тут подумал… — Всполох нарисовал на листе еще один кружочек. — Вы о тумане много знаете?

Марк позвонил мне вечером следующего дня. После смены я кое-как добралась до своей квартиры и рухнула спать, едва успев раздеться. Когда я проснулась, все улицы уже были золотыми от садящегося солнца, а на телефоне мигала непрочитанная эсэмэска. Всего два слова: «Доброе утро». Я улыбнулась и набрала ответ. Он перезвонил почти сразу же, и мы уговорились встретиться в том же кафе позже вечером. У меня была впереди еще вся ночь — следующая смена начиналась в утренних сумерках.

Не буду скрывать — я нервничала. Встретить человека из прошлой жизни было странно само по себе, а уж особенно такого, как Марк. На фоне сверхъестественных личностей, которые окружали меня последние несколько лет, его человечность действовала магнетически. Тут мне не придется ждать рассказов о революции или мрачных тайн, свидетелем которых ему случилось быть лет пятьдесят назад. Я не загадывала вперед — просто наслаждалась возможностью побыть… человеком?

От Шефа не было ни строчки. Когда мы жили вместе, он часто оставлял мне записки, а если забывал, то бросал несколько эсэмэсок в течение дня. Я переживала, но понимала, откуда шли эти эмоции, и старалась их задушить. Я обещала себе бороться с этой ненормальной зависимостью — и я борюсь.

Машину я оставила в гараже — идти все равно было недалеко, а так возникло бы слишком много вопросов. И никакой чудодейственной диетой тут не отговоришься, когда у тебя работа по ночам и машина за много тысяч долларов.

Я боялась, что после вчерашнего внезапного откровения наступит период взаимной неловкости, но этого не случилось. Марк чуть задержался, зато появился с кактусом в желтой ленточке. Поставил на стол под моим удивленным взглядом:

— Это тебе, — и улыбнулся, снимая шляпу.

— Что это?

— Кактус, — он с интересом наблюдал за моей реакцией.

— Я вижу, — я осторожно ткнула одну из иголок. — Мне его есть или на нем настойку делать?

— Тебе его любить и оберегать, — он потянулся за трубкой. — Если бы я принес тебе цветы, это выглядело бы как-то странно, не находишь?

— А хотелось?

Раньше я бы точно не задала такого вопроса — просто не решилась бы. Но теперь все было иначе.

Марк посмотрел на меня долгим серьезным взглядом:

— Хотелось.

Я вспыхнула и стремительно ушла за кофе.

И его было много. Очень. В какой-то момент мы поняли, что после такого количества кофеина не уснем, и переместились в бар неподалеку. Короткая прогулка по темнеющим улицам под прохладным ветром ни капли не вернула трезвость мышления. Только переходя Зеленый мост, я на мгновение остановилась, принюхиваясь к ночному воздуху, стелющемуся по поверхности воды. Марк, успевший уйти вперед, обернулся:

— Ты чего?

— Вдохни. Ничего не чувствуешь?

Он оперся о перила, прикрыл глаза, вдохнул всей грудью. Запахи остывающего города, воды и тот неуловимый аромат ночи, что сводит всех нас с ума, смешались вокруг, и я почти видела это переплетение, опутывающее его с ног до головы. Сердце мое забилось сильнее — что он сейчас ответит? Вдруг я приведу в Институт нелюдя!

Марк открыл глаза, постоял, вглядываясь в темные воды Мойки:

— Водой пахнет. Сильно. Что-то еще должно быть?

Я улыбнулась немного через силу и покачала головой. С одной стороны, я была разочарована, но какая-то часть меня возликовала: он все еще был самым простым человеком, понятным и бесхитростным.

Бар, спрятавшийся в подвале на одной из боковых улочек, был почти пуст в это время — то ли его мало кто знал, то ли просто место было непопулярным. Не скажу чтобы была завсегдатаем, но лисички несколько раз приводили меня сюда, где среди фотографий кинознаменитостей мы вполголоса обсуждали работу и начальство. Бармен в форменной коричневой жилетке был приятно молчалив, официантки — расторопны. Что еще надо после тяжелого трудового дня?

Сейчас мы с Марком устроились за угловым столиком, где я обычно сидела с лисичками. Знакомая официантка, недоуменно стрельнув глазами, принесла меню. Только тут я поняла, что с лисами мы обычно пили безалкогольные или слабые коктейли, которые выветривались через полчаса. Сейчас все будет выглядеть довольно странно. Шеф говорил, что первое правило оборотня: не пить. У нас в отделе из-за этого была стопроцентная, вопиющая я бы сказала, трезвость. Но сейчас с этим надо было что-то делать.

— Текилу? — Марк обернулся ко мне. Я кивнула. Если наши нынешние отношения были изначально построены на обмане и недоговорках, то придется мне и тут сыграть…

Дальнейшее помнится вспышками.

Вот перед нами бутылка и череда рюмок. Глаза Марка уже блестят, меня же алкоголь почти не берет — сказывается регулярный выплеск тестостерона. Обжигающий напиток попадает в организм, мгновенно ударяя в голову, и перед глазами все плывет, но, стоит Марку наклониться ближе ко мне в разговоре, обдавая запахом одеколона и текилы, или задеть руку своей рукой — я снова трезва и почти панически испугана. Что я делаю? Зачем?!

Я уже почти собираюсь извиниться и уйти домой, когда на телефоне вспыхивает эсэмэска от Китти: «Айджес заперлась в кабинете Шефа часа на два, не меньше. Подумала, тебе будет полезно знать». Горечь заливает все вокруг кисло-зеленым маревом, злость на себя, на него и на Айджес сводит скулы. Даже на Марка я сейчас злюсь — за то, что он ничего не знает, за то, что он такой обычный, совершенно обычный человек. И за то, что там, в нескольких сотнях метров от нас, совершенно необычный человек как будто напрочь забыл о моем существовании в компании такой же необычной женщины. Китти права, мне стоит об этом знать.

Я убираю телефон и разворачиваюсь к столику. На мгновение рюмки у меня перед глазами танцуют джигу, но я хватаю первую попавшуюся и опрокидываю в себя, несмотря на вспыхнувший во рту пожар. Потом еще и еще одну. Марк пытается вставлять какие-то остроумные комментарии, но я не слышу его — точнее, не хочу слышать. После третьей стопки горло уже перестает так остро реагировать на алкоголь, я затягиваюсь сигаретами. Марк попыхивает трубкой, и, когда он выпускает дым через нос, совсем как это делал Шеф, мне хочется ударить его наотмашь за его абсолютную, болезненную непохожесть, а этот дым кажется почти богохульством.

Текила льется рекой, на столе уже меняется вторая бутылка, мы оба смеемся громче, чем стоит, и я пьяна в стельку, едва держусь на ногах, не трезвея даже когда Марк, наклонившись вперед, вдруг целует меня.

Я не помню, как мы оказались у него дома. Помню, как шарахались от скучающего полицейского — Марк с искренним весельем, я с отчаянным. Помню, как он потянулся за выключателем в коридоре, но я остановила его руку, боясь не выдержать того, что вижу перед собой другое лицо. А потом был смех, мгновенное чувство неловкости, когда он запутался в одежде, скрипнувший под весом двух тел диван и ясное, как дневной свет, ощущение собственной глупости…