Порно - Ирвин Уэлш

— Слушай, Сай, — говорит он вдруг, отрываясь от книги. — Я хочу повидатца со Вторым Призом. Ты его не видел?

А вот это мне совершенно не нравится. Никакого Второго Приза. Только через мой труп.

— За ради какого, прости меня, хуя тебе с ним видатца? Рент садится, наклоняется вперед, раздумывает пару секунд и ложится обратно. Я вижу, как у него в голове идет натужный мыслительный процесс.

— Да хочу ему подкинуть деньжат. За тот раз, когда мы ездили в Лондон. Я всем вроде все отдал, кроме него и ты-сам-знаешь-кого.

Рентой — идиот. Все остатки моего к нему уважения испаряются тут же. И как этот придурок умудрился меня обокрасть? Нет, этому тупому нарку просто повезло.

— Ты с ума сошел?! Только деньги зря тратить. Выпиши чек и отошли его на пивоваренный завод «Теннент Каледони-ан», все больше пользы.

В комнату входят Диана с Никки, и Рентой встает.

— А я слышал, что он завязал. Говорят, он теперь на Библии двинулся.

— Не знаю. Попробуй тогда поискать его в церковных приходах. Или в церкви. Или в монастыре. Они, кажется, собираются на Скрабберс-Клоуз, все эти придурки религиозные.

Надо признать, что Диана выглядит весьма сексуально, хотя до Никки ей все равно далеко. (Да и встречается она с Рейганом.)

— Великолепно выглядите, дамы, — улыбаюсь я. — Наверное, в прошлой жизни мы были хорошими мальчиками, если в этой заслужили такое, а, друг? — Я подмигиваю Рентону.

Рентой отвечает мне слегка обиженным взглядом, подходит к Диане и целует ее.

— Ну ладно… ты готова?

— Ага, — говорит она, и они уходят. А я кричу им вслед:

— Как нож мясника! Поверь глазам своим, Рентой!

Ответа я не получаю! Диане я откровенно не нравлюсь, и она настраивает против меня Рентона. Я смотрю на Никки.

— Да уж, хорошая пара, — говорю я, пытаясь убрать из голоса язвительные интонации.

— О Господи, — говорит она с волнением. — Они же так ВЛЮБЛЕНЫ друг в друга.

Мне очень хочется ей сказать, чтобы она присмотрела за своей подругой, потому что от этого тощего и холодного змея из Северной Европы можно всякого ожидать. Но в этом, похоже, нет смысла. С тех пор как Никки узнала про Канны, она занята исключительно собой и теперь ходит такая вся гордая, этакая голливудская звезда старой закалки. Все это заметили. Терри теперь называет ее Никки Хренова Примадонна.

Она настолько опьянена собой, что решает переодеться еще раз, надевает синий с черным костюм, которого я раньше не видел. Тот, что был на ней раньше, был ей больше к лицу, но я изображаю бурный восторг, просто чтобы не зависнуть тут на весь вечер, бля. Она продолжает болтать о Каннах.

— Бог знает, кого мы там встретим!

Достала! Я скрываюсь в комнате Дианы и быстренько осматриваюсь. Вижу эту хваленую диссертацию, над которой она работает, и читаю отрывок:

С неуклонным ростом потребления секс-индустрия, как и другие отрасли, в настоящее время обслуживает специальный рыночный спрос. И хотя связь между нищетой, наркозависимостью и уличной проституцией по-прежнему существует, как таковая уличная проституция представляет собой только малый сегмент того, что в настоящее время является одной из крупнейших и наиболее разнообразных отраслей индустрии развлечений «для взрослых» в Соединенном Королевстве. Тем не менее массовый имидж работниц секс-индустрии все еще во многом формируется стереотипом «уличной проститутки».

Какой же хуйне их там учат, в этом их универе? Ученая степень по теории блядства?! Надо бы мне самому поступить туда в аспирантуру и сделать заявку на почетную докторскую.

Мы идем в Городское Кафе, и я вижу Терри, который пытается разговорить студентку-барменшу. Похоже, он выбрал это местечко в качестве постоянного секс-плаццарма. Я пытаюсь подать Никки сигнал, что нам надо валить отсюда и двигаться в «ЕН1», но она не замечает моих отчаянных знаков, и вот мы уже попались на глаза Лоусону.

— Психхи и Никки! — орет он радостно и поворачивается к барменше: — Бев, ну-ка сделай ребятам выпить. Чего они скажут. Это мои друзья, — улыбается он, потом хватает Никки за задницу. — Крепка, что твоя скала. Куколка, ты хорошо потрудилась. Подкачалась что надо.

— На самом деле я что-то в последнее время совсем обленилась, — говорит она с этаким дремотно-каменным видом. Что она себе думает, что позволяет ему вот так себя лапать?! В следующий раз она что, даст ему ей впиндюрить, если он скажет: «М-м-м, крепкие стенки влагалища. Делала какие-то специальные упражнения?» Я красноречиво смотрю на Терри, мол, это, блядь, моя птичка, Лоусон, мудак недоделанный.

А он меня даже не видит.

— Да не. На твою задницу тока молицца. Я вот готов прям сейчас бухнуться на колени. Так что если вот этот счастливчик, — он снисходит до небрежного кивка в мою сторону, — тебя вдруг расстроит, ты знаешь, кому позвонить.

Никки улыбается, выворачивается из любовных тисков Терри и говорит:

— Зная тебя, Терри… ты же не ограничишься только молитвой? Тебе же захочется большего?

— Как ты права. Кстати о птичках, как насчет ночной съемки в порно? Я тут ходил на обследование, и мне сказали, что все нормально. Так что я теперь в полной боевой готовности.

— Ага, — говорю я, — а в венерической клинике ты не обследовался?

— Так что я готов, хочу и могу, — говорит он, как будто меня и не слыша.

— Ладно, Терри, у нас небольшая проблема. — Я объясняю ситуацию с «Новостями» и говорю, что хочу подержать все в секрете, пока фильм не выйдет.

— Ну, так можно прям у меня снимать, дома. А щас давайте-ка выпьем за Канны. Вот это будет отпад! Рад за вас, — улыбается он, а меня пробирает холод. Потом он кладет руку мне на плечо. — Прости, приятель, что я тогда так психанул. Просто немного завидую. Но успех старого друга — это и для меня тоже радость. Нет, правда. Я жутко за тебя рад.

— Без тебя, Тел, я б ничего не добился, — говорю я, потрясенный его великодушием. — И ты, правда, не обижайся. Я сейчас на мели. Поехать в Канны — это стоит целое состояние, даже всего на несколько дней. Вот начнутся продажи, тогда все будет. Я сразу тебе сообщу, как только деньги поступят.

— Ладно, забей. Я по-любому не смог бы поехать, у меня тут дела. Рэб тоже в порядке. Мы тут с ним на днях встретились, поговорили. У него там ребенок, учеба, и все дела.

— Ну и как наш Роберто? — спрашиваю я.

— Да вроде ниче. Ребенок вроде тоже ниче, — говорит Терри. — Сам бы я точно не смог так жить, тихой семейной жизнью. Однажды попробовал, но быстро понял, что не для меня.

— Со мной та же хуйня, — признаюсь я, — я просто не приспособлен к длительным отношениям. Это все из-за южного темперамента. Я не бегу от ответственности, но семейная жизнь — это совсем не мое.