Последний рыцарь короля - Нина Линдт

Катя машинально сорвала цветок поднимающегося по белой стене дома кустарника, усыпанного гирляндами соцветий. А потом она зарыла свое лицо в зелени и ветках и закрыла глаза. У нее внутри дрожала струна, ей хотелось разрыдаться, закричать, но Катя не знала даже, плохо ей или хорошо. Она вынырнула из влажной тени, нехотя пошла обратно во дворец. Катя не представляла, чем теперь заняться – де Базен отвлекал от тяжелого бездействия, теперь же она не сможет забыться. Цветок все еще был у нее в руке. Катя понюхала его и разочарованно хмыкнула – у него не было запаха. Еще мгновение – и он выпал из ее пальцев, полетел, подчиняясь легкому ветерку по улице, и упал в щель между камнями.

Катя шла по улице и замечала, что прохожие также сумрачны и печальны, как и она. Рыцари и дамы были подавлены поражением войска, над всеми теперь нависли рок и неизвестность, уныние читалось в глазах христиан. Из собора Дамьеттской Богоматери доносились песнопения, Катя остановилась и, прислонившись к стене, слушала божественные, далекие от реальности звуки. Ей казалось, что это поют невидимые души тех, кто погиб в сражениях. Возможно, там были голоса Оли и Вадика… Катя тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Собравшись с силами, она оттолкнулась от стены и пошла во дворец.

Навстречу ей по ступеням спускался Пьер де Босей, тот самый рыцарь, что руководил обороной галеры, когда на нее напали сарацины. Он поклонился даме, она узнала его и остановила. Пьер, положив одну руку на рукоять меча, одной ногой стоя на ступеньке повыше, чуть наклонив торс к даме, с почтением обратился к ней. Он поведал, как в это утро, пока она была в госпитале, к Дамьетте приблизились мусульмане с флагами и хоругвью французской армии. Они пытались спровоцировать сражение, но королева запретила с ними связываться. Она ждала, когда мусульмане начнут переговоры, а пока лучше было не ввязываться в драки. Но сердце болело у каждого, кто видел хоругвь в смуглых руках мусульманина, флаги короля, его братьев, баронов.

Катя пошла во дворец, скрываясь от радостного солнца в полумраке зал, и, проходя через внутренний дворик, заметила возле фонтана стройную женщину в черном. Девушка замедлила шаг, беззвучно скользя между колонн, пока незнакомка смотрела на фонтан и время от времени опускала пальцы в полные воды чаши. Сбоку Катя узнала даму – это была графиня Артуасская. Ее лицо, обрамленное черной накидкой, казалось белым и холодным. Она подняла на Катю взгляд своих пронзительно синих глаз, и ее тонкие губы изобразили подобие улыбки.

– Мадам Уилфрид… – протянула она, надменно глядя на Катю. – Вы редко появляетесь во дворце. Похоже, этот раненый рыцарь для вас очень важен.

– Да, – смело глядя ей в лицо и шагнув ей навстречу, ответила Катя. – Он мне очень дорог.

Графиня не ожидала такого ответа. Тень растерянности пробежала по ее лицу. Затем она снова насмешливо улыбнулась.

– Не сомневаюсь.

Она отвернулась и опустила руку в воду.

– Сегодня в полдень во дворец приезжали послы от султана. Они привезли списки пленников. Ваш муж попал в плен вместе с королем.

Катя глубоко вдохнула воздух. Вадик жив!!!

– А донна Анна? – спросила она с надеждой.

Графиня Артуасская пожала плечами.

– Женщин в списках нет, – она повернулась к Кате, – мусульмане вряд ли придадут этой донне столько значения, чтобы упомянуть ее. Она для них – как вещь, и если она у них в руках, то ей лучше поскорее умереть.

У Кати свело живот. Она знала, что так оно и есть.

– А герцог Бургундский? – вдруг осенило ее.

– Его нет в списках.

Быть может, Анна и герцог спаслись вместе и теперь затерялись в пустыне. Или же идут к Дамьетте… Все же нельзя терять надежды, если Ольга с герцогом, то она в безопасности.

И воображению Кати нарисовались двое путников в пустыне, мужчина и женщина, Ольга и герцог… Быть может, если они вместе, то они счастливы…

– Ваш муж сражался в отряде с королем, поздравляю, мадам Уилфрид, о нем вы всегда будете получать весточку. И все же мне дороже те, кто защищался до конца и погиб, – голос, полный холодной иронии, прервал Катины размышления.

– Лучше попасть в плен, чем защищаться до конца и погибнуть загнанным в ловушку по собственной вине. Граф Артуасский подвел всю армию, это из-за него мы сейчас в тупике, по его вине пленен король и христиане потерпели поражение. Подумать только, весь поход провален из-за упрямства одного человека!

Графиня вспыхнула, холодный свет ее синих глаз заполыхал ледяным гневом. Но ей было прекрасно известно, что Катрин права, и она удержалась от ответа. Ничего, пусть только король и его воины вернутся из плена, и тогда графиня поставит ее на место. Она уже решила, что позволит Уилфриду добиться себя. Из мести этой наглой выскочке, посмевшей упрекнуть ее открыто в том, в чем даже королева не смела упрекать.

Новости о пленниках с каждым днем приходили все более неутешительные. Короля и рыцарей отвезли в Мансур, мусульмане оставляли в живых только тех, кто был богат и мог заплатить за себя выкуп. За освобождение короля султан потребовал отдать несколько городов в Палестине, угрожая Людовику пыткой. Королева Маргарита не находила себе места, понимая, что сейчас многое зависит от ее шагов. Рядом не было супруга, способного подсказать ей правильное решение, и Маргарита часто взывала к нему в молитвах и ночных бдениях, вызванных бессонницей и нервным состоянием. Она просила его подсказать, как ей быть, что делать, но понимала, что вся ответственность за жизнь ее детей и всех братьев-христиан, укрывшихся в Дамьетте, лежит на ней. Она знала, что ее супруг рассчитывает на нее, чувствовала, что он думает о ней, это придавало сил и храбрости. Когда наступило время родов, королева велела всем дамам выйти из покоев и осталась наедине с тем старым рыцарем, что сторожил ее сон. С трудом опустившись перед ним на колени, королева просила его о милости, рыцарь поклялся исполнить любую ее просьбу.

– Я прошу вас, – сказала королева, – во имя верности, которой вы связаны со мной, если сарацины нападут на этот город, отрубите мне голову прежде, чем они схватят меня.

Рыцарь посмотрел на нее выцветшими от времени глазами и печально улыбнулся.

– Мадам, – ответил старик, – будьте спокойны, я сделаю это, потому что сам не раз думал о том же. Вы не должны попасть им в плен.

После он помог королеве подняться, положил ее на кровать и позвал дам, покинув комнату, но оставаясь в смежном помещении. Во время родов, когда королева мучилась от схваток, ее расстроенному воображению представлялся Людовик, терзаемый сарацинами, королева кричала и плакала. Потом вдруг она умолкла, а после начала спрашивать, когда сарацины захватили город. Дамы испугались, что королева сошла с ума. Многие не выдерживали и убегали из комнаты, ломая руки от отчаяния.

Королева родила сына, которого решено было назвать Тристаном. Позднее мальчик получил прозвище Тристан Дамьеттский, и так все запомнили, что он был рожден в то время, когда ни королева, ни король были не в силах обеспечить ему безопасность и любовь.