Клей - Ирвин Уэлш

И вот они разговаривает с Лизой о том, о чём раньше никогда не говорила. Речь сначала зашла о музыке, потом они переключились на поклонников, потом на безумных фанатов.

– Так тебя преследовали, Катрин? Пиздец, наверное, как страшно, – сказала Лиза.

– Да, было довольно ужасно, я полагаю.

– Ебанутый, должно быть, на всю голову, – сказала Шарлин с неподдельной злостью.

– Да, по-своему, когда у меня завёлся преследователь, я об этом много читала. Жалко их, их на самом деле лечить надо, – сказала Катрин.

В ответ на это замечание Терри презрительно фыркнул.

– Да знаю я, как их вылечить: ебало разбить, и всё. Ебанько, бля, я б им такое лечение прописал!

– Они ничего не могут с собой поделать, Терри, это наваждение, – повторила Катрин.

Терри присвистнул с сомнением.

– Американский бред. У меня бывают наваждения, – он стукнул себя в грудь, – у всех бывают. И что теперь? Всего-то подрочил на неё, и пожалуйста, готов к следующему наваждению. Какой охуевший станет стоять на улице, на морозе, в ожидании, что выйдет тот, кто и выходить-то, может, не собирается? Ответьте мне, кто сможет. – Он с вызовом оглядел сидящих за столом. – Ни хуя вы не ответите. Жизни они не видели, упыри ебаные, – закончил он и опрокинул в себя бутылку пива. Потом повернулся к Алеку, который рассказывал Рэбу про пенскию по инвалидности, которая ему причиталась: – А тебя когда-нибудь преследовали, Алек?

– Не дури, – угрюмо отрезал Алек.

– Преследовала парочка барменов, которым хватило ума открыть тебе кредит, а, Алек? – выпустил Рэб.

Алек закачал головой и потряс пивной бутылкой, призывая к вниманию.

– Вся эта мура – вся американская, – начал он, потом, внезапно вспомнил что-то и повернулся к Катрин, – без обид, старуха.

Катрин сдержанно улыбнулась.

– Чего уж там.

Терри задумался.

– А ведь с Алеком не поспоришь, Кэт, в наши дни весь гемор в мире из-за грёбаных янки. Я не хочу тебя опускать, ничего подобного, но факты приходится признать. Вот, например, вся эта поебень с серийными убийцами: что ещё за моду взяль? – выставил Терри вопрос на обсуждение. – Жалкие упыри, охотники за славой пытаются сделать себе имя.

Лиза улыбнулась и посмотрела на Рэба, который, казалось, собирался что-то сказать, но вместо этого принялся оттирать пятно с футболки.

– В Шотландии такого не могло случиться, – не унимался Терри.

– Только вот, – вмешался Рэб, – этот Денис Нильсен был шотландцем – и самым кровавым серийным убийцей в Британии.

– Ни хуя он не шотландец… – начал Терри, но голос его лишался уверенности по мере того, как он вспоминал эту историю.

– Шотландец, из Абердина, – уточнил Рэб.

Все переглянулись.

– Точно, – согласился Джонни, и Шарлин, Лиза и Алек закивали.

Но сдаваться Терри не собирался.

– Допустим, но не забывайте, что в Шотландии он никого не убивал, всё это началось, когда он переехал в Лондон.

– Ну и что? – спросила Лиза, сидя на стуле и смотря прямо на него.

– А то, что его испортили англичане, и Шотландия тут ни при чём.

– Не понимаю, о чём ты говоришь, ведь он вырос в Абердине, – закачал головой Джонни и подтянул из носа харчок.

Из-за сорок первого клюв его накрылся пиздой. С конца текло, а внутри забито. Как такое возможно? Ёбаный нос.

– Так то ж Абердин, – хмыкнул Терри, – чего от них ещё можно ожидать? Да они там свой домашний скот ебут, так о каком уважении к людям может идти речь?

Джонни боролся с затруднённым дыханием и холодом Терриной мысли.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, представь себе: эдакий лох едет в большой город, и овцу ему там обижать не дают, поэтому он переключается на людей и издевается над ними. В современном обществе, – продолжал Терри, – всем позволено перемещаться, многие теряют связь с естественной средой обитания, отчего у них и едет крыша. – Он прервался, пожал плечами и посмотрел на Лизу. – Ладно, чего-то мы съехали на мрачную тему. По-моему пора почистить пёрышком, – сказал он, вынимая из кармана кулёк с кокаином.

Джонни и Рэб стали сквозь зубы напевать рифф из «Тигрового глаза», а Терри принялся резать дороги. В этот момент затрещал почтовый ящик, и все они переглянулись и на секунду поддались паранойе, особенно Алек.

– Уберите это говно! Мне не нужны наркотики в моём доме! – шёпотом затараторил он.

Терри покачал головой и провёл руками по кудрям. На волосах блестели капельки пота.

– Да почта это, придурок. Ты-то должен знать. А это, – он посмотрел на дороги кокаина, – чутка, для личного пользования. Не те уже времена, Алек, не будь таким динозавром!

Это действительно была почта, и Алек пошёл за ней, ворча:

– Только не думайте, что я притронусь к этому дерьму, это ж себя не жалеть, – прохрипел он и вышел, и оставшиеся принялись хихикать и подталкивать друг друга локотками, кивая на банки и бутылки, разбросанные по кухне. Они примолкли. Как шаловливые дети в присутствие учителя, когда Алек вернулся, тщательно изучая сквозь очки в чёрной оправе красный листок телефонного счёта. – Нужно закончить эту работу, для Норри, – простонал он.

– Скоро, Алексис, скоро.

Они занюхали ещё по дорожке белого. Кокаин как будто изменил размеры кухни. Раньше, даже несмотря на убогость, она казалось уютной и приветливой, теперь же стены, казалось, сжимались внутрь, а сами они медленно распухали. Все говорили со всеми, какофония усиливалась. Грязная посуда, запахи несвежей жареной пищи, всё это стало навязчивым, вызвало неприязнь. Решено было отправиться попить пива в «Муху».

4.10

Бангкок. Худшее ещё впереди, сама мысль об этом приводит в ужас. Зато безумие отступило. За прилавком с сувенирами девчонки просто потрясающие, краше любой шлюхи из центра. Интересно, сколько им платят. Такие начищенные, благопристойные. Улыбаются всё время. Интересно, у них действительно всё хорошо или это американская программа заботы о клиенте? Эмоциональный труд, мы живём в мире сервиса, нас этим не удивишь. Улыбайся, пусть даже сердце твоё раскалывается. Все мы, как рабы в поле, надеваем маску «всё в порядке, босс», а сами не знаем, как свести концы с концами.

Возвращаясь из Австралии, летишь на северо-запад, потом просто на запад, и всё становится только гаже. Пела мне тут одна девчонка этот боуевский рефрен «опусти шторы, закройся от прошлого, и всё станет ещё страшнее», я собирался сделать трек. Херово получилось. И музыка моя – говно. Я её больше не чувствую. Вот: самая здравая идея за много лет. Значит, я немножко подсобрался. Мы – это «Хартс». Мы выиграли кубок, а я всё проебал.